Мария Песковская - Там, где два моря

Вряд ли Стасечка помнил, кто такой Степа Лиходеев. Не знал он Мастера, не знал или забыл. Не знал он и того, что Андрюша Раздуев уже стоит у двери подъезда с кодовым замком. И у него есть твердое желание не возвращаться домой до утра.

Однажды в Эрмитаже произведение искусства произвело на Люсю неизгладимое впечатление.

Впечатлить чувствительную Люсю в тот момент было легко, будь это даже изображение бетонных блоков, брошенных в чистом поле строителями коровника на тысячу голов – ей во всем мерещилась любовь. Стены без крыши, роднящие весь вид со сталкеровской зоной, вполне могли бы скрывать эротическое приключение и волнующее переживание, а атомный взрыв, следствием которого наверняка и стала печальная картина отсутствия буренок с молоком в романтическом пейзаже с жуткими остовами их недостроенного «дома», рождал бы взрыв внутри Люси...

Все дело в том, что в жизни Люси была полоса бурного и скоротечного романа с промышленным дизайнером.

Зону без коров они видели наяву вместе с Лёшей уже несколько лет спустя. Мимо как-то проезжали в поисках съезда к речушке, где Лёше не терпелось порыбачить, и Люся сначала боялась, что они проткнут колесо куском арматуры, а потом – что их сожрут комары.

Тогда же, в Эрмитаже, небольшая скульптурная композиция изображала двух прекрасных влюбленных – никаких коров! – и называлась она очень эротично: «Еще!..» Юный красавчик склонял бронзовые, гипсовые или даже мраморные кудри над точеной головкой неизвестной барышни, томно прикрывшей глаза. Пухлые каменные губки развратной девицы были полуоткрыты в ожидании следующего поцелуя.

Ожидание Бэллы долгими днями, ночами, неделями и часами было куда прозаичнее, и направлено оно было на трепетный мобильный телефон. «Позвони мне! – заклинала Бэлла. – Отправь мне сообщение! Отзовись! Провались уже!.. Да к едрене фене! Ко всем чертям!..»

Белка швыряла телефон, стараясь не попасть все же в мягкое – в Лампаса – и в твердое – в стену.

Белка слала гневные эсэмэс-ки.

Белка делалась мягкой кошечкой, отправляла разнообразные «уси-пуси», поражающие своей фантазией, звала «поесть супика» и в теплую постельку.

Белка отключала телефон.

«Поесть супика» – помогало не всегда. А вот несанкционированное отключение телефона повергало абонента Стасечку в некоторое смятение чувств. И он начинал разыскивать свою падающую звезду через Лору.

Мало ей своих забот?

Лора была немного старше подруг, и «кризис тридцатых годов» уже настиг ее, отравив существование и заставляя страдать в лучшие дни ее непредсказуемой жизни.

Вместо безмятежности утра и ощущения радостной бесконечности впереди все чаще возникали серенькие дни, кое-как заполненные бессмысленной суетой и мелькающие все быстрее...

Все чаще Лора задавалась жестоким вопросом о вечных ценностях: а сколько ей осталось быть молодой и красивой? Слава и успех, пусть и связанные с Нанукой, но созданные ее руками, в ее представлении тоже замыкались на то эфемерное, что дано нам во временное пользование...

Отчасти поэтому она суетилась все больше, отчаянно била хрупкими крылышками мотылька-однодневки, не отказывая себе, впрочем, в удовольствии проспать те самые безмятежные утра.

Этот город так на нее влияет. Им с Нанукой здесь тесно. В Москву, в Москву!..

Бэлла прикрывала глаза и мученически кривила рот. Сухая гроза разразилась в непосредственной близости от Люси. Слез на этот раз не было.

– Что она тебе сказала?

– Да ничего. Сука в ботах. Такая неискренняя.

Люся с изумлением смотрела на Белку. Она и не знала, что между подругами пробежала кошка. «А вдруг она и обо мне так?..» – ошалело думала Люся. Все женщины кошки. Они хвостом чуют. И ведь, поди ж ты, всегда из-за какого-нибудь сукиного кота.

Лора надулась на Белку после дурацкой истории с одним художником. Кто-то кому-то что-то напел. Кто-то сказал про Лору гадость. Эффект, правда, был неожиданным. Художник бросил предыдущий предмет своего поп-арта и переключился на Лору. Роман был скоропостижным, неосторожно сказанное слово не имело никакого значения ни тогда, ни уж тем более теперь.

Художник давно уже писал иные портреты, но стереть кляксу в отношениях Лора была уже не в силах. Заноза так и сидела в раненой душе. Может, это и не Бэлла была вовсе, но что-то погасло в Лоре, как будто рычажок какой отломился или фитиль упал в расплавленный воск, и свеча больше не горела.