Вадим Чирков - Парящие над океаном

Клара Моисеевна ради собственной безопасности и в целях сохранения миропорядка, как она его понимала, считала своего мужа Игоря дураком. И этим самым облегчила с давних пор и свою жизнь, и мужнину, ибо все сложные дела брала только на себя, Игорю ничего не доверяя. Муж поначалу, конечно, ерепенился, восставал (вставал, что называется, на дыбы, защищая мужское самолюбие), но после понял (мудрый человек!), что в звании дурака есть своя выгода. И горячиться перестал, за личиной дурака спрятался, даже рожу при случае корчил дурацкую, а там уж обделывал свои делишки как только мог.

Насчет делишек. Игорь был рыбаком, от домашних и прочих дел отлынивал, надирался с приятелями, которые звали его для простоты отношений Гошей, надирался в усю-сю, любя в особенности пиво с доброй долей водки, тараньку и соответствующие этим блюдам тары-бары, стучал до полуночи в домино — в общем, вел жизнь самую благоразумную в тогдашних советских условиях. Когда меж приятелей заходил разговор о женах, Гоша глубокомысленно изрекал фразу, за которую его безмерно уважали: "Иные браки, братцы, заключаются в Преисподней!". Он ее произносил, поднимая над столом полуобгрызенный остов тараньки, это звучало тостом и мужики дружно сдвигали пивные кружки (в них, напомню ревнителям правил чокания, была изрядная доля водки).

Может быть, у него были и другие делишки, но только я о них ничего не знаю.

Так в этой семье распределились роли, и каждый здесь чувствовал себя на своем месте: она — в роли верховода и безупречного в своем поведении человека, он — в отведенной для него роли дурака, но издалека и часто скручивающего в сторону супруги дулю.

Во время дворовых сцен Клара Моисеевна порой выступала в качестве судьи; муж стоял сзади и чуть сбоку, чтобы его было видно, и во время самых решительных слов жены корчил рожи, сводя на нет серьезность ее выводов, отчего двор покатывался, а она не знала, отчего, и злилась на то, что народ здесь такой тупой, что ее не понимает.

Добавлю: лицо у Клары Моисеевны было жесткое, как у бригадира времен строительства египетских пирамид: ясно было, что возможный ее тогдашний предок рабам спуску не давал, и только благодаря ему и таким, как он, бригадирам, пирамиды поднялись на должную высоту…

— Дядя Миша, — осторожно напомнил я, — мы не забудем про Костю?

— Как можно! — ответил мой собеседник. — О ком бы я ни рассказывал, я вижу его перед собой: синий, беззубый, так и шнырит глазами по сторонам…

Еще один персонаж — дядя Моря. Я вам о нем как-то говорил. Одинокий старик, в чем его всегдашняя беда — ему некому было пожаловаться: на жизнь, на соседей, на болячки. Он выходил на улицу и искал — было видно по глазам — среди прохожих Мессию: дядя Моря первым его узнает, уж Этот-то его поймет… Он сдавал свободную комнату жильцам, именно у него жил студент-фехтовальщик и поэтому дядя Моря тоже играет кое-какую роль в нашем спектакле. Вы его еще услышите.

А вот еще характер. Носитель его — длиннолицый пожилой холостяк с очень редкими полуседыми волосами, всегда аккуратно зачесанными назад, и глубокими морщинами от носа, которые встречаются под подбородком. Он курил сигареты через красивый, с инкрустациями деревянный мундштук и всегда выходил на крики во дворе. Слушал, курил, время от времени произносил: "Занятно… Занятно…" и потом прятался в своей комнатушке с давно небеленными стенами. Дома у него были одни и те же книги, которые он без конца перечитывал.

Была тетя Аня с красными, как помидор, щеками, Костина мама, но у нее впереди такой монолог, что я о ней больше не скажу сейчас ни слова.

А теперь, когда все представлены, вообразите себе, что вы сидите в зрительном зале, а на сцене — одесский дворик в его натуральном виде: все актеры в сборе, одеты соответственно, то есть кто как; посреди дворика, возле водопроводной колонки, стоят милиционер с фехтовальным костюмом в руках и поникший алкаш Костя. Время — к вечеру.

Милиционер. Вот вам ваш красавчик, делайте с ним что хотите, хоть берите на руки, хоть на поруки. Нам он сто лет не нужен. Осточертело с ним вожжаться!

Кладет на колонку белый костюм и уходит.

Двор рассматривает Костю. Двор откашливается и закуривает. Студент подходит к водопроводу, берет свой костюм и рассматривает.

Студент Гера. Мой… Только вчера постирал. Я его у дверей повесил. Завтра в восемь у меня соревнования…

Дядя Моря. Это правда, у дверей. Разве в моей комнате можно что-нибудь высушить? Если в ней что-то сохнет, так это только я…