Филип Рот - Прощай, Колумбус и пять рассказов

Я поставил машину под черно-зеленой сенью трех дубов и пошел на звук теннисного мяча. Послышался раздраженный голос: «Опять ровно». Это была Бренда, и, судя по голосу, она потела изрядно. Я захрустел по гравию и снова услышал ее: «Больше». Пройдя поворот и подцепив манжетой целую гроздь репьев, услышал: «Гейм!» Ее ракетка, вертясь, взлетела в воздух, и уже на глазах у меня Бренда ловко ее поймала.

— Привет, — сказал я.

— Привет, Нил. Еще один гейм, — сказала она.

Слова Бренды, кажется, разъярили противницу, хорошенькую шатенку, ростом поменьше Бренды: она перестала искать улетевший мяч и наградила Бренду и меня злобным взглядом. Я быстро понял причину: Бренда вела 5:4, и ее нахальная уверенность, что до выигрыша ей хватит одного гейма, вызвала гнев, которого хватило на нас двоих.

Бренда в конце концов выиграла, но понадобилось для этого больше геймов, чем она думала. Другая девушка, чье имя звучало как Симп, кажется, рада была бы закончить на счете 6:6, но Бренда, стремительная и решительная, не останавливалась, и в конце концов я мог разглядеть в темноте только блеснувшие ее очки, пряжку на поясе, ее носки и туфли и, изредка, мячик. Чем дальше темнело, тем агрессивнее она выходила к сетке, и это меня удивило, потому что при свете, насколько я заметил, она играла на задней линии и, даже когда приходилось отбивать слабый мяч, заметно остерегалась оказаться вблизи ракетки соперницы.

Азартное желание выиграть очко было все же слабее желания сохранить свою красоту в неприкосновенности. Подозреваю, что красный отпечаток мяча на щеке огорчил бы ее гораздо больше, чем потеря всех очков. Но темнота ее подгоняла, она била всё сильнее, и Симп, казалось, уже бегает на щиколотках. Когда всё кончилось, Симп отказалась от моего предложения подвезти ее до дома и, подражая Кэтрин Хепберн в каком-то старом фильме, сказала, что обойдется; видимо, ее поместье располагалось совсем неподалеку. Я ей не понравился, а она — мне, но меня это явно занимало больше, чем ее.

— Кто она?

— Лора Симпсон Столович.

— Почему ты не зовешь ее «Стол»? — спросил я.

— В Беннингтоне [1] Беннингтон — дорогой колледж в штате Вермонт. (Здесь и далее прим. перев.) ее зовут Симп. Дура.

— Ты там учишься? — спросил я.

Она вытирала пот на себе рубашкой.

— Нет. Я учусь в Бостоне.

Ответ мне не понравился. Когда меня спрашивают, где я учился, я режу прямо: в Ньюаркских колледжах университета Ратгерс. Говорю это, может быть, излишне звонко, излишне быстро, излишне задорно, но говорю. На секунду Бренда напомнила мне курносых сопляков из Монтклера [2] Монтклер — демократический колледж в штате Нью-Джерси. , которые приходят в библиотеку во время каникул и, пока я штемпелюю их книги, дергают свои слоновьи шарфы, спуская их до самых туфель, и роняют намеки на какой-нибудь там «Бостон» или «Нью-Хейвен».

— В Бостонском университете? — спросил я, глядя в сторону, на деревья.

— В Рэдклиффе [3] Рэдклифф — престижный женский колледж Гарвардского университета с собственной администрацией. В 1999 г. слился с Гарвардом окончательно и перешел на совместное обучение. .

Мы стояли на корте, ограниченные со всех сторон белыми линиями. В кустах за кортом, в колючками пахшем воздухе, светляки плели восьмерки, и вдруг опустилась ночь, только листья деревьев блеснули на миг, словно политые дождем. Бренда ушла с корта, я — в шаге за ней. Теперь, когда я привык к темноте и она перестала быть только голосом и снова стала видимой, моя злость на ее сообщение о «Бостоне» частично рассеялась, я позволил себе посмотреть на нее благожелательно. Ее рука ничего не поправляла сзади, но и прикрытые, формы обнаруживали себя в тесных бермудах цвета хаки. На спине белой тенниски с маленьким воротничком, там, где росли бы крылья, если бы они у нее были, проступили два потных треугольника.

Завершали туалет клетчатый пояс, белые носки и белые теннисные туфли. На ходу она застегнула чехол ракетки.

— Ты торопишься домой? — спросил я.

— Нет.

— Давай посидим. Здесь приятно.

— Давай.

Мы сели на травяном склоне, достаточно крутом, чтобы полулежать, не ложась, — со стороны показалось бы, что мы приготовились наблюдать какое-то небесное явление: крещение новой звезды, накачивание полунадутой луны. Разговаривая, Бренда застегивала и расстегивала молнию на чехле — она впервые выглядела нервной. Ее нервозность передалась мне, и похоже было, что мы готовы чудесно обойтись теперь без формального представления.