– А не практически? А буквально? Вы ей, ты ей – сказал... э... ты ее просто спросил: а не хочет ли она вылететь в Чечню? Так, да?
– Да, так. Х...и ты на меня орешь вообще? Я же сказал, что мне очень жаль и тому подобное, я же сказал! Да у меня даже расписка есть, что она поехала сама, по своему желанию, в здравом уме и трезвой памяти, и никаких претензий в случае чего ни у нее, ни у ее родни там или кого быть не может.
«Какие же вы тут все негодяи! Как же я ненавижу вас! Да и вообще не могу сказать, что люблю этот народ... Чем больше я живу с ним, тем больше я... Хотя – нет, собак-то я не люблю, с этой их псиной или сучьей вонью, с клочками этими шерстяными, а еще же слюни эти их висят кругом, и лапы, которыми они топтались по дерьму собачьему, и эти языки их шершавые, которыми они тебя хотят лизнуть, облизав прежде дешевых дворовых сучек... Нет, люди все-таки, пожалуй, лучше. Даже эти, журналисты. Что же их заставило этим заниматься? Несчастная любовь какая-то в нежном возрасте? Раздутая тяга к новым впечатлениям? Или такая у них врожденная склонность к извращениям? А может, они просто не способны к систематическому честному труду, привыкли к легким заработкам, дармовой выпивке, вот и подались в редакции?» – не говорил, но думал Доктор, а после взял себя в руки, понял, что надо успокоиться и все ж таки попытаться найти Зину, и сказал тихим, подчеркнуто несчастным голосом:
– А я не ору. И не орал.
– Ну, не орал. Извини.
– Извиняю. И ты меня извини.
– Да ладно, забудь. Понимаешь, если б ты был профессионал...
– Профессионал в чем?
– Ну, если бы ты был журналист...
– А это что, профессия разве?
– Ты что хочешь сказать? Ты просто не работал никогда в газете и не понимаешь.
– Вот эти корявые тексты, что нефть подорожала, и Иван Иваныч встретился с Козлом Козловичем, и Лёню Косого застрелили, а в ресторанах все вкусно и дорого, и списывать ТАССовские новости, только туда еще вставлять идиотские шуточки, да бабки за это немереные огребать – это, значит, профессия такая особая, про это все бездарно врать?
Мало кто вообще любит журналистов, да и не за что это с ними делать, и тут разозлить постороннего человека не так сложно. Главный, впрочем, тоже немного разозлился.
– Слушай, у меня респектабельная газета, лучшая, может, в стране, и я тут со дня основания, давай не будем. Тем более я хотел тебе помочь, но раз ты так... Да у меня и редколлегия начинается, вон видишь люди уже из коридора заглядывают... Все, извини.
– Не-не. Ладно, извини, я виноват, наговорил тебе. Вы людям истину несете, а я так со зла наехал. Извини, у меня просто настроение такое, ты ж понимаешь...
– Ладно. Подождите там, что вы ломитесь! – проорал Вася в дверную щель. – Смотри, у меня дружок один есть, Кавказец его кличка, так он начинает новый бизнес. Гад он, конечно, ничего святого у человека нет, но тебе он может помочь. Ты там все записывай в тетрадку, ну, типа дневник, только с подробностями, мелочей там не будет. Смотри, я сейчас коротко расскажу, а там Лена-секретарша тебя с ним соединит. Значит, так...
Вскоре после отъезда Зины начался новый экзотический этап этой love story. По тонким материям был нанесен такой удар, после которого редкие влюбленные способны сохранить романтические чувства.
А именно: одним солнечным утром Доктор голый зашел в ванную комнату и – это случилось одновременно, не понять, что причина, что следствие – подумал тепло и ностальгически о Зине и взял себя рукой за причинное место; и в этот же самый момент, опять-таки и это добавилось к одновременно случившимся вещам, он обнаружил вдруг ужасную, отвратительную течь. Наблюдая мерзкую каплю на самом конце своего одинокого несчастного дружка, Доктор следил также и за бурей чувств, которые сменяли друг друга.
– Вот блядь! Вот проститутка! – восклицал Доктор беззлобно, ритуально, риторически; он и не мечтал быть у нее единственным и, окажись это так, был бы не то что сильно удивлен, но даже и испуган, и озадачен, загнан в угол. Но хорошо бы, если б это все шло само собой, без помех и уходов на кривые нечистые тропки, без напоминаний про телесную нечистоту, невысокие запахи, зубы с черными дырами, низкие детали, тленность, и бренность, и зыбкость человеческого мяса, о чем так тихо и убедительно напоминает больничный скупой быт...
Сам по себе этот недуг, он был для Доктора рядовым бытовым неудобством, какое мог причинить, скажем, заболевший зуб. Но с точки зрения эстетики ситуация была, конечно, проигрышная, жалкая. Доктор цинично подумал, что вот-де она, отмазка. Куда ж дальше любовь крутить! «Мне мой милый подарил четыре мандавошки, чем же буду их кормить, они такие крошки». Типа того...
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу