Хелене Ури - Лучшие из нас

На соседнем столике лежала стопка иностранных журналов. В одном из них была напечатана статья об успешном бельгийском архитекторе, о рыжеволосом бельгийском архитекторе по имени Феликс Ванделаар. Статья была проиллюстрирована фотографиями. Если бы Мортен, или Нанна, или Пол взглянули на эти снимки, то моментально заметили бы, что Феликс Ванделаар потрясающе похож на Пола Бентсена, но никто из них никогда не откроет этот журнал.

— Он переехал, — заявила Нанна в один прекрасный день. Они случайно встретились у кафетерия на пятом этаже. Пол выходил из кафетерия, а Нанна направлялась туда. Они стояли и смотрели друг на друга всего в нескольких метрах от эскалатора, ведущего вниз. Пол словно онемел. Был пасмурный день в начале марта, но утром, когда он шел на работу, в воздухе уже пахло весной.

Растения на склонах холмов еще спали, белая природа застыла, до экзаменов и защит было еще далеко. Но почки на деревьях уже начали набухать, густой древесный сок забродил в самой глубине стволов, а из-под замерзшей земли стала пробиваться трава. Потому что весна уже приближалась, и все знали, что она наступит — рано или поздно. У студентов начал зарождаться страх перед экзаменами, пока он проявлял себя нечастым покалыванием в животе, пока еще он надежно был спрятан под толстыми шерстяными свитерами, шарфами и непродуваемыми куртками, но все знали, что время экзаменов приближается и рано или поздно наступит. Страх увеличивался пропорционально уменьшению слоев одежды, и в начале мая, когда на деревьях появятся прозрачные маленькие листочки, а из земли покажется щетина травинок, страх уже вырастет, у некоторых он превратится в панику, у других — в наигранное равнодушие, а у нескольких человек вызовет железную целеустремленность.

— Кристиан с буквы «К» переехал, — повторил наконец Пол удивительно глухим голосом. Он был скорее тронут, чем рад, у него словно гора с плеч свалилась оттого, что время ожидания закончилось и этот Кристиан исчез из их жизни.

— Да, — подтвердила Нанна. — Да, он переехал.

— Пообедаем у меня дома? — предложил Пол.

— Ты уже поел.

— Ну и что? Я могу поесть еще раз.

— А что у тебя есть?

— Черствый хлеб, обветрившийся печеночный паштет и заплесневелый сыр, — ответил он, и на него нахлынула наконец волна радости.

— Звучит аппетитно. Пойдем?

Спускаясь на эскалаторе, Пол ощущал себя бутылкой колы, которую основательно потрясли: он напевал, бесцельно сжимал и разжимал кулаки, и он просто обязан был наклониться и поцеловать Нанну, стоящую ступенькой ниже. Он громко чмокнул ее прямо в макушку.

— Прекрати, — сказала она, — кто-нибудь может нас увидеть.

— Теперь уже все равно, — возразил Пол и счастливым взглядом посмотрел на стену с цитатами, мимо которой они проезжали. Прямо рядом с ними находилась выдержка из статьи Гуннара Вика, три предложения о компаративном синтаксисе, набранные красным шрифтом, а буквально над головой Нанны ядовито-розовыми буквами было написано название дипломной работы, которая получила такие плохие оценки, что Пол его запомнил: «Как дети будут склонять существительные в 2018 году. Футуристическо-морфологическое исследование».

Нанна повернулась, и Пол быстро наклонился и укусил ее за ухо. «Ай!» — Нанна кокетливо шлепнула его. Потом она подняла на него глаза, и когда они проезжали мимо аквамариновой цитаты из ее собственного произведения, совершенно серьезно сообщила, что они должны поговорить об этом деле. Прошло несколько секунд, прежде чем Пол догадался, что Нанна имела в виду под «этим делом». Он понял, что она, возможно, хочет и дальше хранить в тайне их отношения. В то же мгновение силы оставили его, и он почувствовал себя каплей теплой колы на дне бокала.

По дороге к выкрашенному в зеленый цвет дому на две семьи на улице Нильса Хенрика Абеля оба они молчали. Пол был раздосадован. Он месяцами ждал того дня, когда сможет рассказать о своих чувствах всему миру, он согласился подождать и терпел роль болонки, которую она ласкала, когда у нее было время — тайно! В немом раздражении он изо всех сил захлопнул почтовый ящик, отпер дверь и пропустил ее внутрь.

— Я хорошо понимаю, что ты злишься, — сказала Нанна, сняла куртку (новую, бирюзового цвета, прекрасно гармонирующую с ее волосами), прошла в гостиную и уселась посреди дивана. — Я знаю, что веду себя как ребенок. И то, о чем я хочу тебя попросить, тоже ребячество.

Пол оперся о дверной косяк и удрученно глядел на нее.