Хелене Ури - Лучшие из нас

— Мы справимся, Нанна, — шептал Пол, а она водила кончиком носа по его нижней губе. — Мы все преодолеем, как говорил мой дедушка, — продолжил он и поцеловал ее в уголок рта, который в ответ на это поднялся кверху.

— Ты такой славный, Пол.

— Я не славный, я… крутой, я нахальный, и я возбужден, — сказал Пол, и руки его отважно заскользили по всему ее телу до тех пор, пока Нанна, тяжело дыша, не напомнила ему, что они находятся на рабочем месте.

Через несколько часов в кабинете заведующего кафедрой Паульсена Эдит Ринкель твердо отстаивала свою невиновность и продолжала упрямо утверждать, что, по всей видимости, кто-то украл ее бумаги. На Паульсена, так же как и на начальницу администрации, приглашенную на встречу, твердое сопротивление Ринкель действовало не лучшим образом. Ее непреклонность вызывала у них неприязнь. Ее поднятый подбородок и сухие горящие глаза еще больше усложняли ситуацию.

Эдит Ринкель значительно облегчила бы себе жизнь, если бы ответила за совершенный поступок. Но нет.

— Это мой проект, — утверждала Эдит Ринкель. Она никогда ничего не воровала. «РЕВ 21» — это ее проект.

— Но, дорогая моя Эдит, — сказал Фред Паульсен, пытаясь воззвать к ее разуму, — как же тогда подобное могло произойти?

Но, разумеется, Эдит Ринкель не могла объяснить случившееся.

— Я не знаю, — проговорила она, на какой-то миг в голосе ее послышалась беспомощность, но высокомерие моментально взяло верх. — Я не имею ни малейшего представления. Разве не ваша обязанность выяснить это?

— Но не будет ли лучше, — начал Паульсен, — для вас, для кафедры, для всех сторон, если вы просто признаете…

— Нет, — оборвала его Эдит Ринкель, задирая подбородок еще выше и улыбаясь ему всезнающей высокомерной улыбкой, и Паульсену показалось, что она выглядит точно так же, как в тот день много-много лет назад, когда были выставлены все оценки и она получила «отлично», в то время как он (совершенно незаслуженно, разумеется, но иногда человеку может не повезти с вопросом) заработал «удовлетворительно».

— Эдит, — мягко сказал он, поскольку не являлся человеком, позволяющим мелким и незначительным эпизодам из прошлого влиять на оценку нынешней ситуации. — Я просто хочу помочь тебе.

— Ах вот как, — ответила Эдит.

Паульсен придал своему лицу одно из самых любимых им выражений: милосердное, примирительное, лицо исповедника. Он смотрел на нее и ободряюще поддакивал.

— Ну хорошо, — сказала Эдит. — Я подумала. И мне кажется, что кто-то когда-то влез в мой кабинет и рылся в моих бумагах.

— Да, — поддержал ее Паульсен.

— Это случилось, когда я была в США, — продолжала Эдит. Больше ей ничего не надо было говорить. И Паульсен, и начальница администрации прекрасно знали, что они с Нанной работали в Чикагском университете в одно и то же время. Паульсен взял одну из своих взвешенных пауз, а потом ответил. Он говорил очень медленно:

— Я не верю… это так умно с твоей стороны, Эдит. То, что ты сейчас выдумываешь… это звучит настолько абсурдно, что принесет тебе намного больше вреда, чем пользы. — Он сделал еще одну паузу и продолжил еще медленнее, словно очень осторожно подбирал слова: — О тебе уже ходит немало слухов, Эдит. Болтают о твоих… отношениях с молодыми студентами. И говорят, что ты не впервые… совершаешь… кражу.

Эдит встала, не глядя ни на кого из присутствующих, спокойно вышла из кабинета Паульсена и спустилась по лестнице на два этажа ниже в свой собственный. Там она осталась до глубокого вечера и только в одиннадцатом часу ушла домой. Больше она ни с кем не разговаривала.

На протяжении нескольких недель до этого коридоры были полны слухов об Эдит Ринкель и ее скандальной связи с совсем молоденьким студентом Александром Плейном. Сейчас поползли новые слухи, подпитывающие уже циркулирующие сплетни о ней. И скоро все научные сотрудники, приглашенные преподаватели, административные работники и студенты кафедры футуристической лингвистики узнают, что Эдит Ринкель не просто развратница и прелюбодейка, не только неприятная и заносчивая дама, она еще и нечестная, просто-напросто воровка. Говорят, что Эдит Ринкель попыталась украсть проект у Нанны Клев. Все дело в ее постоянном стремлении быть лучше всех, скажет кто-то. Да, это все жажда славы и признания, подтвердят другие. Она мне никогда не нравилась, прошепчет один. А кому она нравилась, засмеется второй.

Какой именно проект пытались украсть, до сих пор оставалось хорошо охраняемым секретом. Говорили, что речь идет не об исследовании и не об отчете, а о чем-то грандиозном, почти сенсационном.