Татьяна Буденкова - Женская верность

— Ну что плохого, если твоя мама сама привезет сюда девчонок! Не понимаю! В конце концов, со мной тоже надо считаться!!! Не вижу ничего плохого, что девчонки какое-то время пожили в деревне у бабушки. Это лучше чем наблюдать семейные сцены и пьяные дебоши.

— Коля… Коля… — Тамара уже не плакала, а рыдала. У меня деньги есть. Я тут немного скопила, — все ещё продолжая плакать, она уткнулась носом ему в плечо.

— Слушай, ну вот!

— Ой, прости. Я нечаянно, — на рубашке отпечаталось мокрое пятно.

— Она открыла старенький шифоньер и достала свежую белую рубашку.

— Вот. Переоденься.

— Ладно, — уже спокойнее сказал он. — А ревела то чего?

— Думала, скажешь — пусть девчонки там живут.

— А то я не знал, что у тебя дети есть? Дурочка, эх дурочка ты моя, — он гладил её черные как смоль волосы, вдыхал их аромат, и сердце билось гулко и сладко. Таким мудрым и сильным, таким счастливым он себя давно не чувствовал.

— Коль, что скажем-то им?

— Всё, некогда мне. Пусть сначала приедут. А там видно будет. Будем решать вопросы по мере поступления, — за окном прошуршали колеса и пискнули тормоза остановившейся "Волги".

Уже через неделю обе дочери Тамары недоверчиво заглядывали в углы чужой, незнакомой квартиры. Их бабушка, вздохнув: "Ну, дочка, Дай-то Бог, чтоб ты знала что делаешь", в тот же день уехала назад, в деревню к корове, курам и свинье.

Леночку перевели в детский садик поближе к новому месту жительства, а Наталья до начала учебного года то проводила день-другой на Бумстрое, с Устиньей, то сидела одна дома. Отношения с прежней свекровкой Тамара не рвала. Рассудив, что кроме добра она от неё ничего не видела, а кровная связь через детей, которые ей родные внуки, есть. Устинья, со своей стороны, хоть и не рада была такому поведению невестки, но тоже считала, что детей против матери настраивать не следует, да и самой терять связь с внучками не хотелось.

Как-то утром, сразу после планёрки, Николаю Федоровичу позвонили из парткома. Да не из партячейки, а из райкома партии. Вежливый голос секретарши предложил прийти к пяти часам вечера.

Когда он зашел в назначенное время в приёмную, было видно, что секретарша уже подготовилась и стоит на старте. На столе чисто, ни бумажки. Лампа выключена. Элегантная дамская сумочка дожидается свою хозяйку на краю стола. Она нажала кнопку переговорного устройства: "Николай Федорович дожидается. Хорошо".

— Проходите. Я сейчас чай вам приготовлю и уйду.

С чего бы вдруг ему всё это докладывала чужая секретарша? — удивился он. Но пристальнее взглянув на женщину, вдруг понял и зачем вызвали, и почему в самом конце рабочего дня, и с чего вдруг секретарь такая вежливая. Ладно. Он кивнул головой. Мол, понял, не дурак. А был дурак, потому что раньше не понял.

Лёгкая прохлада и тишина заполняли кабинет.

— Проходи, садись, — и хозяин кабинета, выйдя из-за стола, отодвинул стул у длинного приставного стола.

Николай Федорович прошел, сел на соседний стул. Знакомы они были давно. Когда-то вместе в одном цехе начинали после института. Скрипнула дверь, секретарь поставила на стол разнос с чаем и печеньем и вежливо спросила: "Если больше ничего не надо, я пойду?"

— Да, да. Конечно. Мы тут сами.

Какое-то время молчали.

— Ну что, Николай, не знаю, как и начать. Догадываешься — зачем пригласил?

— Чего уж там? Понял. Да только сам не знаю, как быть. Сын в армии. Ну, не могу я ему сообщить, мол, развожусь, сынок. Думаю, приедет, сам поймет. Да и с другого краю — девчонок двое, как с ними поладить?

— Да, да… ты что? Ополоумел?

— Ну, да и возраст… тоже не того.

— Того не того. Если б не знал тебя столько лет, не таким бы разговор был. С ума сошел. Разведется он! Ты что, на следующую ступеньку своей карьерной лестницы нагадить решил? Да не то слово, ты же вниз полетишь. Хоть сам-то понимаешь?

— У меня в тресте вроде никаких упущений.

— Упущений!? У него в тресте!? А про партийную дисциплину забыл? Семья ячейка социалистического общества. Ты какой пример подчиненным показываешь?

— Ладно. Только агитировать меня не надо. "Сагитированный". Я не гуляка. За всю жизнь жене ни-ни. Да и в голове всю жизнь одна работа и была. Как сын вырос — не увидел. Оглянулся, жена уже седая. А тут вдруг… Ну, не хочу я ничего менять. Не хочу! Все последнее время только о работе и думал. А теперь поглядел, оказывается, на тополях молодые листочки так пахнут! Воробьи в лужах купаются. Могла бы вся жизнь пройти, а я бы мимо всего этого ходил, и только кабинетную дорожку видел.