Станислав Олефир - Колымская повесть

Пылали костры, костровые длинными жердями переворачивали обуглившиеся тела Прокопия и Коки, чтобы они сгорели лучше. Рита говорила, что особенно плохо горят больные места. Бывают случаи, человек уже весь сгорит, а больная рука даже не почернеет.

Кажется, картина самая дикая, но лица у всех спокойные, одухотворенные. Ни так привычных на наших похоронах слез, ни истерик. Человек прошел свой путь на земле, теперь пройдет его на небе. У одного он длиннее, у другого — короче. Как получится, так и получится, и трагедии из этого делать не стоит. Жаль, конечно, и Коку и Прокопия, но, наверное, им сейчас там лучше, чем было на земле. А может, так оно и есть на самом деле?…

Завтра я уезжаю домой. Утром Николай Второй отвезет меня на Крестики, оттуда трактором доберусь до Новых озер, а там рукой подать до поселка. Так что круг замкнулся. Откуда прилетел, туда и вернусь,

Выезжаем затемно, поэтому попрощаться лучше всего сегодня. Я уже собрался в дорогу, теперь обхожу стойбище. Только что возвратился от наледи. В том месте, где стояла расстреленная Прокопием палатка, остался только припорошенный снегом квадратик уложенных подушкой лиственничных веточек. Я тщательно обследовал все вокруг и нашел вырезанную из оленьего рога выбивалку. Это работа Коки. У него настоящий талант. И палка, с которой ходил на окарауливание стада, и погонялка, и деревянные ножны — все в искусных узорах.

Прячу выбивалку за отворот куртки и долго стою у лиственничной постели. На ней осталась кровь Коки, Гали и Павлика. Только случайно не оказалось моей. Неверное, все это надо бы сжечь, но не поднимается рука. Достаю нож и на ближней лиственнице делаю затесь, на которой угольком из кострища пишу: «Кока. Галя. Прокопий — 28 сентября 1988 год»

…Кока обещал, как только ляжет снег, отправиться со мною на поиски снежного человека. «Запряжем три пары оленей, прихватим деда Хэччо и отправимся. Дед Хэччо несколько раз встречал снежного человека, и хорошо знает распадок, в котором он живет. Кока говорил, что снежный человек рождается от медведя и женщины. Пойдет женщина в тундру за морошкой или топливом для костра и исчезнет. А через некоторое время неподалеку от стойбища начинают встречаться следы снежного человека. У оленеводов перед ним нет того благовейного страха, который они испытывают по отношению к медведю. Снежный человек живет своей жизнью, они своей. К тому же, он при случае выручает оленеводов. В прошлом году подобрал в тундре замерзающего пастуха, принес в стойбище и положил у входа в ярангу. И что удивительно — в стойбище добрый десяток собак, и ни одна не подала голоса. Потом целый день бродили вокруг яранг словно сонные…

Еще мы планировали с Кокой подняться на самую высокую в этих краях сопку, которую пастухи называют Тэм. С эвенского „тэм“ переводится „плот“. И вправду, на самой ее вершине лежит большой плот. Ему очень много лет, и он почти сгнил. Но то, что это плот, а не просто куча бревен — ни у кого нет сомнения. Когда-то в этих краях было очень сильное наводнение, нигде не осталось ни одного открытого клочка тундры, ни одного скального выступа. Почти все люди погибли, остались только те, кто забрался на плот. На нем же спаслись и все ныне живущие в тайге и тундре птицы и звери. Так что Великий Потоп был и в этих краях, а плот стал для аборигенов настоящим Ноевым Ковчегом…

Оставляю под лиственницей небольшой букет из веточек карликовой березки, кедрового стланика и пушицы. Нужно будет попросить Риту заглянуть сюда летом и положить букет живых цветов.

Говорю до свидания сопке, на которой сожгли Прокопия и Коку; наледи, которая хранила их тела; лиственничным веточкам, на которых они спали. Затем мысленно прощаюсь с Прокопием и Кокой.

Прощаюсь и прошу у Коки прощения. Мне перед ним стыдно. Однажды командир, прилетевшего к нам вертолета, предложил пастухам купить у него очень сильный бинокль. Коке бинокль понравился, но у него не было денег. У меня были, но я не дал. Пожалел! У Коки в бухгалтерии одни долги, а он транжирит деньги направо и налево. Недавно он передал по рации доверенность на получение какой-то девицей восьмиста рублей из его зарплаты.

— Ты ее хоть хорошо знаешь? — спросил я Коку. Тот удивленно посмотрел на меня:

— Конечно, знаю. Учились вместе. Она, кажется, в восьмом, а я в шестом. Высокая такая.

— А она отдаст?

Кока удивился еще больше:

— Зачем отдавать? Я же просто так ей даю…