Вера Копейко: Лягушка под зонтом

– Тех, которые у меня дома в шкафу. – Никита усмехнулся, потом, поймав цепкий взгляд посетителя, добавил: – Это пермский божок.

Мазаев открыл рот, потом закрыл. Круглое лицо покраснело.

– Вы хотите сказать, это не Восток? Этот тип ничего не стоит? – Он сдавленно засмеялся. – То есть не дороже зайца, которого спасал настоящий Мазай? Но посмотрите, его лицо похоже на восточное!

– Похоже? Гм... – Никита помолчал. – Как говорят, для китайцев мы европейцы, а для Европы – азиаты. Слышали, может быть? – Никита усмехнулся. – Вы смотрите на эту фигурку как европеец, поэтому видите чужое лицо. Оно кажется вам восточным.

– Допустим. – Мазаев вздохнул и сел в кресло. – Но этот тип хотя бы стоящий?

– Полагаю, более чем, – ответил Никита совершенно серьезно.

Мазаев засмеялся. Напряжение отпустило, это было видно по лицу, которое стало рыхлым, как оттаявшее дрожжевое тесто для домашних пирогов, принесенное из супермаркета.

– Подумать только, я притащил эту фигурку из Таиланда. А вы говорите, из Перми. Откуда ей там взяться?

Никита пожал плечами:

– Можно предположить, что кто-то привез ее с собой. Сейчас в Таиланд больше всего народу едет с Урала и из Сибири. – Об этом ему рассказывала мать, а она хорошо знает. – В общем-то понятно желание погреться, к тому же не надо заниматься визой.

– Ага, а заодно кое-что прихватить из дома, а там нагреть кого-нибудь. Ха-ха. Продать ему, что досталось даром, – ворчал другим, старческим, голосом Мазаев. – Наверняка кто-то стащил с бабкиного чердака и уложил в сумку. Мало ли – поменяет на медное колечко.

– Дорого досталась? – спросил Никита.

– Ну... Ладно, честно признаюсь, – засмеялся Мазаев, – я выловил этого... деятеля после цунами. В луже...

Никита кивнул:

– Понимаю. Люди бежали, спасались и бросили его.

– Тогда, может быть, оцените? – быстро спросил Мазаев.

– Постараюсь. Но тогда... приходите ко мне домой. Я должен посмотреть аукционные каталоги.

Мазаев уложил фигурку в рюкзак, точно так же, как прежде, повесил его спереди, а сверху надел черную куртку и застегнул молнию до самого подбородка.

Никита наблюдал за ним. Видимо, в его взгляде Мазаев уловил что-то, о чем не догадывался сам Никита.

– Как будто на сносях, а? – Мазаев подмигнул. – Так я зайду к вам. – Он взял протянутую карточку, на которой Никита красным фломастером написал адрес.

– Пожалуйста, сегодня вечером. В половине девятого, не раньше. Я здесь до семи, а потом своим ходом.

– Непременно, Никита Тимофеевич. Благодарствую.

Мазаев ушел, Никита смотрел в открытую дверь ангара. Круглая фигурка катилась через пустырь к автобусной остановке, унося на себе другую фигурку, бесценную.

Появление Мазаева расшевелило то, что, казалось, он плотно утрамбовал. Может, на самом деле Владилен Павлович явился сюда как сказочный Мазай? Чтобы вывезти его из стоячей жизни?

Никита встал, прошелся в дальний конец ангара, лавируя между картонными коробками с надписями на боках – станция отправления, станция назначения... Зонтики, зонты, зонтищи...

Мазаев оставил после себя что-то, от чего Никита хотел отмахнуться. Ага, насмешливо уколол он себя, засунуть в какую-нибудь коробку, да? Или нет, он не оставил, он высвободил что-то в нем самом. Оно уже пришло в движение? Оно гонит его, заставляет ходить по ангару?

Никите казалось, ангар наполняется людьми: из спрессованного прошлого явились отец, Наталья Петровна, мать. Кто следующий?

Внезапно Никита остановился – на его пути возник мужчина. Его дед. Он никогда не видел его живым, только портрет на стене – всегда. На нем он в серой шляпе с полями, с улыбкой всегдашнего победителя. Такую улыбку он передал своему сыну, отцу Никиты. Но отец ее унес с собой, в мир иной. Он не успел научить Никиту так улыбаться.

Внезапно изнутри поднялось странное чувство. Он не знал его за собой. Неужели протест? Ему хотелось засмеяться: да ну вас – всех, кто из прошлого. Что мне до вас? Вы прожили свою жизнь, справлюсь и я со своей как-нибудь.

Никита попробовал раздвинуть губы, но они не подчинились – кожа на нижней губе, пересохшая от сухого воздуха ангара, лопнула. Никита лизнул ее, почувствовал вкус крови.

Боль всегда возвращает к реальности. Даже такая незначительная, как эта. Губы плотно сложились, нет у него причин сиять, как начищенный самовар. А тем более смеяться над предками. Они преуспели, ему с ними не сравниться.

Его дед, в двадцатые годы преподаватель Московского университета, историк, обнаружил на севере Урала то, чего не должно там быть. Поскольку ученые в то время и много раньше считали, что нет и быть не может деревянных скульптур в православной церкви.