Александр Тиранин - Шёл разведчик по войне

— Запали на сердце мне его слова, и взгляд, и руки тёплые. С той поры так и стараюсь жить. Как поруха какая пойдёт или незадача в жизни выдастся, вспомню Матвея, и те слова его вспомню, перекрещусь да скажу: «На всё, Господи, воля Твоя. Прости меня, роптунью грешную». И дальше живу.

Но и мимо Миши не прошло то бабушкино воспоминание, несколько дней спустя спросил.

— А дед Матвей какой был?

— Хороший мужик был, крепкий. Одно слово — хозяин.

Не многое этот ответ Мише разъяснил, но понятие дал — дед Матвей человек хороший. Потому что папа всегда говорил: «Всякий настоящий мужик, по натуре своей хозяин». И Валерий Борисович о нём сказал: ты, Миша, крепкий мужик, — получается, как про деда Матвея.

К достоянию же деда Матвея и бабы Аксиньи Миша отнёсся равнодушно. И кони, и коровы, и гуси — это далёкое прошлое, ещё до его рождения бывшее и потому, как бы и вовсе не существовавшее. Вроде как урок истории. Зато он постоянно от взрослых слышал и сам видел: папе и маме зарплату в последнее время не раз прибавляли и цены снижали, и товаров всяких и продуктов в магазинах становилось больше. Это было очевидно и важно — жизнь становилась лучше.

А в том разговоре Бабаксинья и тётя Фрося порешили, что Ольге, конечно, надо в город перебираться. И в будущем году, когда ей исполнится пятнадцать лет, через знакомых Бабаксиньи, которые вместе с дедом Матвеем работали, устроят её в Ленинграде на железную дорогу. Может стрелочницей, может проводничкой, как удастся.

Но на такую работу пятнадцатилетних не берут и Ольге, когда она уезжала из Ильина, в документах приписали два года к возрасту. Так что Ольге сейчас всего лишь семнадцать, а ему уже полных одиннадцать, не такая большая разница, подумаешь, каких — то шесть лет.

Виделись, правда, они редко. Оля прописалась у одних знакомых будто бы няня, а работала стрелочницей на станции Лигово и жила там же, сняла угол у других знакомых в железнодорожном бараке.

А что делать? Надо как — то устраиваться в жизни, и поддерживать друг друга надо, а иначе ложись да помирай.

В июле, когда немцы подходили к Урицку, ушла с другими рабочими станции Лигово и жителями Урицка в Ленинград. Шли пешком и не напрямую, а вдоль залива, там дорога была безопасней. Поселили её на Балтийском вокзале в вагоне, а работать направили по своей специальности, стрелочницей на Броневую.

Миша Олю на Броневой не застал, уже неделя как её отправили в Купчино на рытьё противотанковых рвов.

«Ох, голова — дырка, — укорил себя Миша. — Шёл ведь через Купчино, мог бы посмотреть. Да кабы знать…»

И через рвы эти проходил. Немец с самолёта тогда листовки разбрасывал.

«Ленинградские дамочки,

Не ройте ямочки.

Придут наши таночки,

Зароют ваши ямочки».

Самих мы вас, подонков, зароем! Вместе с вашими танками. Скоро зароем. Никуда вы от нас не уйдёте!

Жалко, что не застал Ольгу, да ничего не поделаешь, всего не предусмотришь. Попил для бодрости кипяточку на стрелочном посту и пошёл дальше.

— Ты бы с ребятами поиграл, на лыжах покатался, с трамплина попрыгал, — даже не посоветовал, скорее призвал Юлерми возвратясь из конюшни, куда отнёс починенный хомут. — А то сидишь целыми днями дома.

— А нет, ничего, я не хочу.

Не станешь же ему объяснять: такова, мол, отработанная линия поведения.

— А то соседи про меня скажут, что держу тебя хуже батрака, целыми днями работать заставляю и даже погулять не выпускаю.

— Если скажут, ответь им: гуляю я и так больше, чем мне хочется. Я не по гулянью, я по дому соскучился.

Хоть и заготовленным был этот ответ, но искренним.

Юлерми неуклюже охватил мальчика и засунул его голову себе под мышку. Такое вот сочувственное объятие у него получилось.

А в конце недели пришла обиженная, если не сказать оскорблённая Ирма

— Хуоти, смотрю, совсем занятой стал. То всегда сам останавливается, поговорит, а вчера и сегодня тоже, только поздоровался, некогда, мол, в другой раз поговорим. Сказал только, что скоро корову запускают и с понедельника молока не будет.

Может быть от услуг Хуоти отказались? Возможно, но мало вероятно. Тем более, старик в доме наискосок активничать во дворе перестал и появляется там не чаше, чем требует того зимний обиход.

Похоже, наступает его время. Микко выждал ещё пару деньков, присматриваясь. Никакого особого внимания к себе не заметил.

Пора.

Численность финского гарнизона, расположение постов, режим охраны в самой деревне он уже установил. Что — то видел из усадьбы Юлерми, что — то отметил пока по делам, по своей ли инициативе или с поручениями Юлерми ходил к односельчанам. Теперь главное заглянуть на южный склон и окрестности обследовать.