Александр Корчак - Не лучший день хирурга Панкратова

Валентин любил жену истово и всецело, не находя в ней ни малейшего отступления от идеала, а те качества, которые на первый взгляд его удивляли, как, например, абсолютный барственный эгоизм и капризность, по уши влюбленный супруг в идеал вписывал. Все, что он теперь ни делал, посвящалось ей – удачные операции, ответственные консультации, переговоры в инстанциях.

Валентин даже перестал удивляться тому, как гладко складывалась его жизнь. Ведь все ее блага были лишь приложением к Галиному исключительному совершенству. Удобная квартира в доме на Калининском проспекте объявилась как раз к рождению дочери Кати, должность в Четвертом управлении подоспела к защите кандидатской. Ну, жить молодым и радоваться! Закончив институт, социально и сексуально активная Галка не захотела пойти по стопам матери – жиреть на диванах в окружении массажисток и парикмахерш, а устроилась на весьма ответственную работу. Рядовой физиотерапевт на «Грановке» – кто понимает, даже не зав. отделением в городской больнице. И не главврач – поднимай выше. Потому что была эта уютная больница на улице Грановского, смотрящая зашторенными окнами прямо на библиотеку им. Ленина, связана подземным ходом прямо с Кремлем и обслуживала по существу правительство. Сюда доставляли прямо из рабочих кабинетов членов политбюро в именные палаты. Особенно удобно было возить на «подлечивание» Брежнева. Только что провел генсек важнейшую встречу в Георгиевском зале, и нет его! Растворился. Глядишь, и снова за дверью шамкает. А сделать самому генсеку электрофорезик? Да такие ручки целовать мало!

Катя пошла сразу в две школы – английскую и музыкальную, Валентин Павлович Андронов делал уверенные шаги по служебной лестнице, и тут... Тут прочно и добросовестно выстроенное здание его жизни рухнуло в один момент, как картонный муляж. Эх, Галя, Галя! Валентин был уверен, что плачет впервые в жизни после того, как стал мужчиной. Плакать оказалось противно и очень больно. Совсем не так, как происходило в детстве.

Сейчас солидный мужчина, гроза кардиологического отделения, плакал тихо и без всякой надежды. Галя не просто изменила, она изменила ему с самым противным из их друзей -своим коллегой по Грановке – Ростиславом Генриховичем Раппопортом – напыщенным и выхоленным дураком, похожим на избалованного фанатками оперного тенора. На Валентина она сразу посмотрела как на чужого и предъявила деловые требования: квартира остается ей с дочерью и новым мужем, ему же хватит однокомнатной в Чертанове, принадлежавшей почившей двоюродной бабушке бывшей свекрови.

– Вы же знаете, Валентин, я всегда относилась к вам как к родному, – сказала Эльвира Васильевна бывшему зятю, аристократично, как ей казалось, растягивая слова. – Но ведь вы сами понимаете, перед Ростиком совершенно нельзя устоять! Да, он невропатолог, но как похож на Собинова! Эта квартирка в Чертаново, конечно, маловата для такого человека, как вы. Но зато какой воздух!

– Маловата? И то жирно будет! – крикнула Галя из спальни, расчесывая перед трельяжем тяжелые волосы и вглядываясь в свое отражение глазами ушедшей в лунный транс сомнамбулы. Обычно такой взгляд предвещал незамедлительную постельную баталию.

– Ну, ты с переездом не тяни. У нас с Ростиком в субботу помолвка, будут люди, – сказала она и, не дожидаясь, пока муж выйдет из комнаты, продолжала ворковать по телефону: – Ростик, роскошный мой! Тебя ждет твоя нежная крошка. Срочный вызов, умираю!

Непонятно, как женщины, близкие и любимые женщины могут быть такими жестокими? Что изменилось в Валентине, чем провинился он, чтобы с таким позором быть изгнанным из чертогов любви? Господи, он даже не изменял ей и все деньги приносил в дом! Да как он мог не заметить, что это и не женщина вовсе – ничтожная, сексуально озабоченная самка!

Валентин мог говорить все, что угодно. Аргументы и убеждения проскальзывали мимо совершенно неуязвимой в своем полном к нему равнодушии Галины. Она просто молчала.

– Может, ты мне объяснишь все же, в чем я провинился? -взмолился Валентин.

– Да надоел ты мне, неужели непонятно? – вздохнула она, сраженная его непонятливостью. – Неужели нельзя разойтись, как цивилизованные люди?

Весть о разводе нежнейшей из парочек разнеслась мгновенно. На работе Валентину сочувствовали, кто искренне, а кто – надеясь, что отношения с женой, а главное с тестем еще могут восстановиться. А вскоре до него стали доходить фантастические по своей нелепости сплетни. Кто-то развал идеального брака объяснял тайной принадлежностью Андронова к какой-то азербайджанской мафии, спекулировавшей антиквариатом (он и в самом деле всегда привозил жене из зарубежных командировок художественные альбомы или сувенирную бижутерию), кто-то его склонностью к азартным играм (о, эти невиннейшие гостевые преферансы на даче!), кто-то идейной невыдержанностью Андронова или даже гомосексуализмом! Все это наветы настолько ошарашивали своей нелепостью, что не пасть духом было трудно.