– У тебя не было все отлично. Знаешь, как я вижу мир и людей? Мир – это тьма, а люди – огни. Среди них есть свечи, есть лампочки, а есть маяки. Ты, Рома, маяк, и я хотел, чтобы этот маяк горел в полную силу…
Я оборвал его:
– А по-моему, тебе плевать на меня. Ведь ты не человек, ты – Обливион! Заварил всю эту кашу, чтобы побольше народу умерло! Ты не помогаешь людям – ты их губишь! Точно так же, как и меня погубил, и всех, кто на пустыре в драке погиб. А души себе забираешь… И когда я сдохну, ты и мою душу захапаешь! Но сначала я тебе дырку в брюхе проделаю и посмотрю, что получится.
– Балбес ты, Ромка! Ох и балбес… Неужели ты не понимаешь: не город убивает – мы сами друг друга убиваем! Нам, людям, это свойственно, разве нет? Я не демон и не призрак – просто человек, которому повезло родиться не таким, как остальные. А что касается тебя – я хотел, чтобы ты стал сильнее. И посмотрел на мир по-другому. Очень легко всю жизнь кормить себя сказками о том, что живешь в заколдованном месте… а ведь место-то самое обычное! И людишки в большинстве своем заурядные. Рома, скажи: почему ты хочешь покончить с собой? Из-за группы? Соберешь новый состав. Из-за тех, кого убили в драке? Это побоище все равно состоялось бы рано или поздно: гнойные нарывы имеют свойство лопаться. Из-за девчонки? Найдешь другую.
Эта сволочь улыбалась во всю физиономию.
– Ты не понимаешь… Присцилла – не просто девчонка, она – моя Йоко, она – это та жизнь, которой у меня никогда не было и уже никогда не будет… Я словно хапнул дозу радиации. Такое чувство, что уже ничего не имеет смысла, что я буду медленно умирать от лейкемии в мучениях. Ведь ты все это понимаешь, хренов телепат! Объясни, зачем ты все это сделал?
– А что я сделал? – улыбался Фантом. – Тебя никто насильно не тащил тогда в церковь Белых Ангелов. Ты думаешь, все, что случилось с тобой за эти три недели, я спланировал от начала до конца? Как бы не так, я же не Всевышний! Я просто дал тебе возможность, а ты сам для себя выбрал, использовать ее или нет. И все остальное ты тоже сделал сам, я только подтолкнул тебя. Ты жил в затхлости, а я лишь хотел показать, что от жизни надо брать по максимуму.
Честное слово, он напрашивался на пулю!
– По максимуму?! Мне хреново по максимуму!
– Плохо – это лучше, чем никак. Лучше страдать, чем быть ко всему безразличным. У тебя впереди много новых возможностей. Тебе хреново? Что ж, есть стимул преодолеть это состояние. Ты чувствуешь себя несчастным? Постарайся снова стать счастливым. Вспомни тех ребят, что погибли прошлой ночью на пустыре или остались калеками на всю жизнь. Ты мог бы разделить их судьбу, но сумел остаться в стороне и сохранить себя для лучшего – так не отнимай у себя этот шанс! Подумай хорошенько над моими словами и поймешь, что я прав.
– Возможно, я понимаю, о чем ты говоришь, любезный Фантом. Я не стану в тебя стрелять, если назовешь хоть одну причину, почему я не могу этого сделать.
– Назову! У Хорька в пистолете холостой патрон.
– Что?.. – Моя рука непроизвольно опустилась.
– Ты же не думаешь, что этому психопату подарят оружие с настоящими патронами? – Фантом улыбнулся так широко, что рот его и глаза превратились в три щели. – Кстати, не забудь навестить Крошку Мэй. У ней все друзья кто погиб, кто в больнице. Найди ее, ей как никогда нужны забота и внимание, друг мой! Бывай. – Он развернулся, махнув полами пальто, и устремился к воротам.
Я проводил его взглядом, повернулся к фанерному щиту, где сохранились бледные силуэты олимпийских колец, олимпийского факела и лозунга «О СПОРТ – ТЫ МИР!», прицелился в белого голубя мира и вдавил спуск. Бабахнуло что надо, но дырки от пули в фанере не появилось.
– Уроды! – фыркнул я, вышвырнул пистолетик в траву и пошел к выходу. Только сейчас я ощутил, как замерзли руки, и поскорее спрятал их поглубже в карманы куртки. Должно быть, кожа потрескается. Приду домой, надо будет отыскать старый тюбик с «Детским» кремом.
«Сиськин-Писькин, Сиськин-Писькин…» – тупо бормотал я на ходу. Вот привязалось-то, а?
Дошагав до ворот, я успел сочинить концовку моей лучшей сказки.
Мы впятером мчались в маленьком автобусе. Почти весь салон занимала разобранная ударная установка, она с грохотом подпрыгивала на каждом ухабе. Стекла в окнах раскалились от летнего солнца. Нам предстояло первое в жизни гастрольное турне – серия концертов в разных городах. Пока что не на стадионах, а в небольших клубах.
Сидя в самом конце автобуса, я обнимал прильнувшую ко мне Присциллу. Аня на соседнем сиденье расчесывала деревянным гребешком роскошные серебристые волосы. Напротив нее дремал Фома. Хорек стоя курил и выдыхал дым в раскрытую форточку. Недавно у нашего уродца появилась девчонка и оперативно принялась делать из него человека: Хорек стал одеваться во все новое, мыть голову два раза в неделю и покупать приличные сигареты.
Читать дальше