Владимир Очеретный - Незадолго до ностальгии

Жизнемер внезапно смолк. Врач бесстрастным голосом констатировал, что пациент неизлечимо мёртв и восстановлению к жизни не подлежит:

— Mortus mortisimus.

Тёмно-синий медленно выпрямился и, сунув руки в карманы брюк, запрокинул лицо к небу. Так он простоял несколько секунд, покачиваясь с пяток на носки, потом ещё раз огляделся по сторонам.

— Спасибо, док, — он похлопал врача по плечу. — Позаботьтесь о его сохранности: холод и так далее. — А вы закройте, — бросил он одному из парней в белых рубашках и что-то нарисовал указательным пальцем в воздухе. Затем обернулся к Кишу с Варварой: — Необычное утро, не правда ли? Меня зовут Дан.

Киш поднялся с пледа, Варвара, чуть помедлив, поднялась вслед за ним, встав слегка за его спиной. Они назвали свои имена, причём Варвара, перед тем как представиться, слегка потёрлась носом о плечо Киша.

— Пройдёмся? — Дан кивнул головой вглубь переулка, и, когда они отошли метров на десять, он встал так, чтобы не терять из виду Менялу, а Киш и Варвара оказались к Эго спиной. — Ну, рассказывайте, Киш, как всё было, — предложил Дан. — Торопиться теперь некуда, так что можете и подробно. Максимально подробно.

Киш помедлил. Было бы здорово, если бы Дан сообщил: а кто он, собственно, такой? Самому спрашивать бессмысленно: «профессор» может назваться кем угодно, и этого никак не проверишь. Ясно лишь одно: Дан принадлежит к людям, занимающим под солнцем одно из самых центральных мест, — даже сейчас, на рассвете, его тень простёрлась не более чем на полметра, тогда как их с Варварой тени вытянулись этажа на три.

— Подробно так подробно, — согласился он и на несколько секунд задумался, решая, с чего начать. — Итак, мы вышли из парка, вон оттуда, — он указал рукой в сторону, — я не знаю, как он называется, мы только вчера прилетели, а до этого в Праге никогда не были…

— Наверное, это нескромно, — мягко прервал его Дан, — но я хочу уточнить: как вы оказались в парке в столь ранний час? Вы там ночевали?

— Мы занимались там любовью, — рубанул Киш. — Не могу сказать, что любовь в парке наше хобби, хотя стоит подумать, не сделать ли это традицией — приезжая в какой-нибудь город, первый рассвет встречать в городском саду. Понимаете, Дан, мы познакомились ещё вчера днём, и к вечеру нам уже всё было ясно. Но из-за вчерашних событий мы не смогли попасть в свой отель — была полная неразбериха с транспортом, в результате нас приютили добрые люди, и пришлось заночевать в общей комнате. А, между тем, пора было переходить от слов к делу…

Подробный рассказ затянулся минут на семь-восемь. Несколько раз Киша отвлекали новоприбывшие: из переулка вынырнуло ещё несколько автомобилей, которые остановились рядом с их небольшой группой; чуть позже в небе показалось несколько небольших вертолётов — они приземлялись где-то совсем неподалёку.

Дан слушал, слегка наклонив свой высокий лоб вперёд, не сводя с пытливого взгляда с лица Киша и иногда покачиваясь на носках взад-вперёд. На автомобили и вертолёты он не обратил ни малейшего внимания.

— Почему вы называете этого человека Вальтером Эго? — спросил он, когда Киш закончил.

— Доказательств у меня нет, — Киш развёл руками, — но нет и оснований думать иначе. Я хочу сказать: на моём месте любой бы так подумал, без вариантов. Во-первых, я о Вальтере упоминал в своём эссе, поэтому герр Эго — первый, кто приходит на ум. Во-вторых, инициалы на перстне — они совпадают, и с этим тоже приходится считаться. И, наконец, в-третьих, костюм: на нём нет ни единой пуговицы, только пряжки и заколки, а это говорит о том, что его шили как минимум не позже эпохи Возрождения, а скорей, и раньше. Короче, я не знаю, кто ещё подойдёт под все критерии. Может, и есть другие кандидаты, исчезнувшие много веков назад, когда их дефенестрировали, но мне о них просто ничего неизвестно. Если есть другие версии, я их с удовольствием выслушаю.

По лицу Дана трудно было понять, насколько его впечатлили аргументы Киша. Но если у него и были другие версии, Дан всё равно не стал их озвучивать.

— Но когда вы его спросили, кто он, то, насколько я понял, он назвал себя Laris Davidis, — напомнил он.

— Не факт, что Эго отвечал мне, — Киш скептически пожал плечами. — Вполне возможно, он хотел под этим именем предстать перед Богом. Знаете же, как раньше было: люди придавали именам куда больше значения, чем сейчас, и зачастую при рождении человеку давали два имени — одно, ненастоящее, для мира, и ещё одно, истинное, которое держалось в тайне. Считалось, что эта мера уберегает от сглаза и колдовских чар: заклятия и порча падут на фальшивое имя. Не исключено, что своим настоящим именем Вальтер Эго считал Ларис Давидис и поэтому произнёс его за секунду до смерти. И ещё не исключено, что он находился во власти предсмертных видений, и меня совсем не видел или принимал меня за кого-то другого. В сущности, я и был для него «кто-то другой» — не как конкретный незнакомый человек, а как представитель совсем иной эпохи, которого человеку его эпохи естественно идентифицировать, как существо из потустороннего мира. И, в общем-то, сейчас уже не узнать, увидел ли он меня, или наша реальность была отгорожена от него картиной иного мира. Наконец, есть ещё и такое объяснение: про Вальтера Эго говорили, будто бы он так богат, что может купить себе второе «я». А что если это не метафора? Что если это — реальная сделка? Не знаю, каким образом, не знаю, что это значит буквально, но вдруг он и вправду купил второе «я»? И вдруг имя этого второго «я» — Ларис Давидис?