Астра - Избегнув чар Сократа

— Гордыню.

— Агрессивность.

— Неуважение к Учителю.

— И к залу.

— Самоуничижение.

— Страх.

— Злобность.

В-нс кивал головой.

— Всех зацепим! Меня на всех хватит. А теперь поблагодарим наших товарищей за то, что высветили для нас и для себя столько необходимой работы и начнем занятия. Если вы заметили, на прошедшей неделе произошли крупные общественные движения в странах Латинской Америки. Кто из вас почувствовал… — и занятия, по обыкновению, круто пошли вверх, чтобы завязаться с неожиданной проблемой нападений на Землю из прошлого или будущего, которую возможно отработать только всем вместе в этом зале, оставив большую часть для домашних размышлений.

Астра смотрела на Тину. Низко опустив голову, та сидела на своем коврике и тихо плакала. С честью выдерживали испытание ее накрашенные ресницы. «Почтальонка» же, собрав вещички, покинула зал, бесшумно притворив за собою дверь. Потянувшись, Астра коснулась тининого плеча и изобразила губами поцелуй. Ответом ей была благодарная улыбка.

На неделе Боб вызвал Астру на прогулку. Они сходили в кино, обсудили проблему фильма, она рассказала ему о своей попытке пройти к В-су, о портрете, не упоминая о схватке с самим Бобом, он тоже много рассказывал, веско, умно. «Работа вдвоем» началась.

— Ходят слухи, что ты печатаешься? — спросил он.

— Чуточку.

— Тогда слушай мои стихи. Мы с тобой на время работы есть едина плоть и единый дух. Творчество и любовь — самые яркие заменители жизни.

— Сам надумал?

— Не помню.

— Навряд ли так. Любовь, творчество, жизнь — уравнение из трех неизвестных. Хотя, если отработать творчество и любовь… ах, не знаю, не знаю. Но интересно как!

— Кто знает… Слушай.

Его чтение напоминало камнепад, несвязные сильные смыслы, они катились с обрыва и даже грамматика, казалось, прогибалась, чтобы уступить им. О благородстве и призвании человека, о тысячелетиях испытаний, о непобедимости того, кто носит имя Человека, о его месте во Вселенной. И это говорил представитель самой «зверской» цивилизации!

— Начиная со следующей пятницы, мы будем заниматься всю ночь, — сказал он на прощанье. — Вначале, как обычно, лекция, а затем до самого утра — фильмы, подобранные В-нсом к насущной проблеме. Вот. У меня есть ключ от директорского кабинета. Ясно?

Он поцеловал ее упругими губами.

Была уже весна. Размок до весенней грязи мягкий сквер, все гуляли по выложенным каменным дорожкам. Вдоль аллеи бежали ручьи с корабликами из бумажек и щепок. Пора было думать о летнем отдыхе, о десятках мелочей. Но Астре было не до них. Страсть сжигала ее. Боб, Боб… картины разворачивались в воображении одна жарче другой, а она-то считала себя достаточно искушенной! Надо было что-то делать. Сидя на коврике, она пыталась разобраться, и вдруг увидела, почувствовала перед собой темные глаза Боба.

— Что, Боб, что? Чего ты хочешь?

Вместо ответа из глаз его выдвинулись два мужских фаллоса и с наслаждением погрузились в ее глаза…. Он открыл дверь своим ключом. В широком кабинете стояли ряды стульев и широкий велюровый диван. Боб накрыл его простыней.

— Астра!

Через минуту оба они превратились в единый костер, унеслись, улетели невесть куда. Сколько времени это длилось? Вдруг она ощутила рисковую возможность иного состояния, войти в которое можно было только налегке — без «я», без страховки, в неведомое, в неизвестное. Рискнула… взлет… и очутилась в своем доме, в спальне, где-то над шкафом — скороизменчивая слыше-видящая осознающая душа. В комнате горел торшер. Кир в домашней куртке лежал поверх одеяла, закинув руку за голову. Белела полосочка на запястье. Вдруг он насторожился, приподнялся на локте и принялся медленно обводить глазами комнату. Еще мгновение и они бы встретились взглядами!

Сделав усилие, она вновь очутилась в собственном теле, в сумасшедших объятиях Боба.

«Додумаю. Потом. Это главное».

В последующие дни они встречались и говорили, говорили.

— Я не могу отделить себя от В-нса, — признавался Боб. — Я слишком сплавлен с ним. У меня даже мелькнуло, что хорошо бы заболеть смертельной болезнью, чтобы вообще не видеть, не ездить к нему. Представь, мне пришлось даже нарисовать его профиль и работать с рисунком. Все равно не получается. Ничего!

— Ты хотел перестать исчезать перед ним, найти себя, свою целостность?

— Куда там! Даже от рисунка свистит такой сбивающий поток на все центры, что сносит напрочь! Не знаю, как тебе, Астра, а мне видится, что я, словно узник, заточен в горе, которую надо протопить своей башкой, чтобы увидеть хотя бы склоны.