Астра - Избегнув чар Сократа

Кто же он, этот человек, если один его взгляд принес исцеление? И может ли она обходиться без этих поразительных лекций, без умений, которыми он щедро делился?

— Берите, берите все, что я даю. Пишите диссертации, делайте бизнес. Развивайтесь, мы даем вам этот шанс!

Переполненный трепетными вселенскими открытиями, В-нс говорил по пять часов кряду. Он и слышал, и видел, и напрямую участвовал в событиях Вселенных, и это нес на занятия. Темы бесед не повторялись никогда. Он рисовал на доске строения миров, вложения галактик, соотношения времен и пространств, и работал, работал вместе с залом над очередной проблемой, пока явственная цветочная свежесть не распространялась над сидящими, знаменуя разрешение вопроса. Но всегда оставлял большую часть отработки на дом и никогда не проверял исполнение. Сами, сами. За неделю ему открывалось столь многое и столь иное, разительно-отличное от минувших занятий, что оглядываться назад было незачем. Кто не успел — тот отстал. А как успеть? Вечерок-другой пропустил, не отработал в себе самом, и еще разок — вот тебе и застой, и вот уже новое наслаивается поверх старого, а первое исчезает для развития, потому что там никто никого не ждет.

— Что, Астра, подумала о нашем разговоре? — спросила в очередную пятницу в раздевалке Тина, расчесывая вперед-назад короткие, словно отросшие после солдатской стрижки, волосы, делавшие ее похожей на девушку-подростка с густо накрашенными ресницами.

— Еще не созрела, — Астра рассмеялась, встряхивая припорошенную снегом шубку.

— Приспичит — враз созреешь, — отрезала подруга.

— Ух ты! Откуда пламя, Тина?

— Неужели ты не догадываешься?

— Нет.

— Просто не хочешь. Так спокойнее. Все хорошо, прекрасная маркиза.

Астра недозастегнула молнию на куртке.

— Слушай, Тина, прекрати свои намеки, объяснись начистоту. Совсем недавно В-нс столь непостижимо вытащил меня из гиблого мешка, где меня чуть не пришили собственные «домочадцы», что я до сих пор не могу опомниться.

— Поздравляю, — в голосе ее слышалось ехидство.

— Да что случилось-то?

— Ничего, — Тина рыдая выбежала из раздевалки.

Астра пожала плечами, но насторожилась. Тина умна. Что происходит?

В зале, в ожидании В-нса, которого могли перехватить и надолго задержать «часовые» в любом месте — от метро до дверей школы, она принялась разминаться и по-западному — на шведской стенке, наклоны-повороты, и по-восточному — изгибы, растяжки, сплетения ног в лотос. У многих присутствующих лотос не вызывал затруднений, его держали долго, с подлинным изяществом йоги. Общеизвестно, что в полном лотосе возможно достижение состояний особенной чистоты. Очевидно, эти люди знали многое, чему ей еще учиться и учиться. Со времени разговора с В-нсом ей удалось отработать внутри себя почти весь «гиблый мешок». Ведь сидельцы никуда не ушли, они лишь обмерли от ослепительного взгляда его пульсирующих глаз. Потом ожили. Но теперь она действовала небыстро и осмотрительно, «по-запросу». Освоила начало, протекание, конец отработки и с удивлением уверилась в том, что уход мучившей ее Сущности всегда венчается шлейфом тончайше-эротических ощущений. Эти неуловимо-сладостные переживания и оказались, по ее впечатлениям, той выгодой на подсознании, ради которой человек, не ведая того, принимает муки и страдания.

На какой же мякине нас водят!

— Тина! — Астра миролюбиво подсела к подруге. — Поговорим! Для меня слова В-нса светятся космическим мерцанием, глубинными вихрями, предощущением лучезарного входа в Нечто, присутствующего в нем. Какие могут быть укоры?

— Ты его видишь?

— В его собственном пространстве? Нет, не вижу.

— И никто не видит.

— А это уже проблема моего несовершенства. Да и навряд ли никто. Кое-кто в зале многое видит, это известно. И видят, и делятся с В-нсом, и даже смеются, обмениваясь картинками. Разве не так?

— Так, так.

— И если бы ты знала, подруга, что значит для меня приход сюда!

— Теперь всю жизнь будешь уходить и не уйдешь.

— Опять! Выскажись, наконец!

— Хорошо, — Тина горестно усмехнулась. — Неужели тебе не ясно, что в группе — залежи страха перед ним? Что к нему не подходят, а подползают? Что люди и хотели бы выяснить что-то глубоко личное, да боятся его насмешек, его космической необъятности и необъяснимости. Боятся много лет подряд! Боишься и ты. Я дрянь, что привела тебя.

— Я сама пришла, не казнись, пожалуйста.

Тина безнадежно отмахнулась.