Ингмар Бергман - Благие намерения

Анна отгораживает кроватку Дага зеленой ширмой. «Бабушка умрет?» — тихо спрашивает Даг. «Нет, не умрет, доктор придет с минуты на минуту».

«А когда смерть придет за бабушкой и погрузит ее на тачку, она может и еще кого-нибудь прихватить?» — спрашивает Даг. «Что ты такое болтаешь», — говорит Анна, по-прежнему стоя рядом с ширмой. В белой комнате густой сумрак, сквозь окна втекает и вытекает не дающий тени снежный свет. «А вдруг она меня по ошибке прихватит. Или маму». — «Смерть не приходит с тачкой, — говорит Анна. — Откуда ты это взял?» — «Папа читал тетям книгу!» — «Ах, вот оно что, а ты слышал? Но понимаешь, это ведь сказка. Смерть не приходит с тачкой, и смерть не ошибается. Если бабушка умрет, так потому, что она очень устала и ей страшно больно». Даг внимательно слушает материны объяснения. А потом спрашивает: «Дети тоже умирают?» Анна в задумчивости молчит и тут слышит, как Хенрик снимает лыжи и, топая на крыльце, отряхивает снег с пьексов.

«Папа вернулся, — говорит Анна. — Спи, мой мальчик, мы как-нибудь поговорим обо всем этом, когда у нас будет побольше времени». Она быстро проводит рукой по его лбу и щеке, и он безропотно закрывает глаза.

Хенрик.Доктора нет дома, но сестра Бленда обещала немедленно ему передать, как только он вернется. Несчастный случай в кузне.

Мейан.Старая фру спит. Я подала ей чай, а она сказала, что хочет спать. Но чаю немножко выпила. Я помогла ей.

Хенрик в сенях расшнуровывает пьексы, лицо у него раскраснелось от мороза, он нанес в сени снега, полушубок и шапка брошены на дровяной ларь. Он шмыгает носом.

Анна.Я довольно долго сидела у нее, голова у нее совершенно ясная. Может быть, приступ на сей раз миновал.

Хенрик.Поднимусь к ней, взгляну.

Анна.Лучше я! Ты весь потный, я положила тебе сухую одежду возле печи в кабинете.

Хенрик.Нельзя ли сегодня пообедать пораньше? У меня в шесть часов назначена встреча с людьми и с церковным старостой.

Мейан.Через десять минут можно садиться.

Анна.Я тоже должна была пойти. Насчет рождественского базара. Тебе придется сказать, что я никак не могу.

Хенрик на цыпочках поднимается наверх, чтобы переодеться, а Анна осторожно открывает дверь в комнату, где спит фру Альма. Она сразу же понимает, что старуха умерла, но на всякий случай подходит к кровати и делает быстрый профессиональный осмотр. Закрывает покойной глаза, складывает ей руки на груди и убирает со лба, еще теплого и чуть влажного, волосы. Потом зажигает полуобгоревшую стеариновую свечу на ночной тумбочке и свечу, стоящую на высоком зеленом комоде. Затем возвращается к кровати и смотрит на покойную. Пытается понять, что она чувствует: да, торжественность. Жалость. Величие смерти. Из твоего чрева появился на свет Хенрик.

Услышав шаги Хенрика на лестнице, она выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Он сразу понимает, что произошло, на мгновение замирает на последней ступеньке лестницы, а потом, взяв Анну за правую руку, начинает плакать, громко, непривычно, без слез. Странный, душераздирающий плач. Анна, преодолев первую растерянность, тянет его с собой в комнату к покойной. Он останавливается у дверей, плач быстро прекращается — словно бы это нечто запретное, с чем надо справиться как можно быстрее.

Анна.Она просто заснула, это видно.

Хенрик.Да, но в одиночестве. В одиночестве. Она всегда была одинока.

В начале ноября в районе Стуршёна разражается снежный буран, который с короткими перерывами продолжается почти целую неделю. Стужа словно пламенем горелки обжигает людей и их жилища, выедает спинной мозг, минус тридцать, буран — это настоящий ад, гибель земли.

Как-то рассветным утром Анну рвет в ведро, сначала она решила, что виновата салака, она была жирная, отвратительная. Потом ее рвет еще раз, от страха Анна покрывается испариной. Нет, это не салака. Хенрик поддерживает ей голову, он стоит в кальсонах и нижней рубахе, только что приступил к бритью, лицо в мыльной пене. «Тогда, значит, колбаса на бутерброде вчера вечером, я почувствовал тухловатый запах». — «Я не ела колбасы, — возражает Анна, беспомощно глядя в зеркало. — Не ела». — «Ну, тогда не знаю. Может, живот переохладила в уборной». — «Не думаю, — бормочет Анна, спускает рубашку и обнажает левую грудь. — Видишь!» — говорит она. «Что? Что я должен увидеть?»

Анна.Черт подери, неужели не видишь, что она стала…