Яков Рахманов - Судьба, или жизнь дается человеку один раз…

— Да ну, брось ты. Как ты мог закессонить на 20 метрах? — возразил он.

Уже через минуту у меня была парализована вся правая сторона. Сомнений не было: азот «закипел» в крови, закупорив кровеносные сосуды. Немедленно было передано сообщение по рации на судно. Пока мы дошли до корабля, там была подготовлена к работе аварийно–лечебная барокамера, наготове ждали доктора и корабельный, а также наш врач–физиолог, меня на руках отнесли в барокамеру — началось спасение водолаза.

Когда с водолазом что–нибудь случается, то при лечении его «опускают» под давлением в барокамере на большую глубину, чем та, на которой он работал. Так поступили и со мной. На глубине 40 метров у меня прошли все симптомы кессонной болезни, я резво встал и стал ходить по барокамере. Стали снижать давление, то есть поднимать на поверхность. Я попросил включить более быструю музыку, чтобы активнее двигаться для более эффективного вывода пузырьков воздуха из организма. Водолаз в барокамере должен постоянно сообщать наружу о своих ощущениях. На глубине 13 метров я сообщил, что у меня появилось в ногах ощущение типа зуда, какое бывает когда отсидишь ногу. Снаружи задумались. Посовещались и стали вновь опускать на 60 метров. Где–то на уровне 35–40 метров зуд пропал, на 60 метрах опять все стало хорошо. Снова начался подъем, снова ходьба по барокамере и танцы. На глубине около 20 метров появился более сильный зуд. Очередное более длительное совещание спасателей и очередной спуск на 80 метров. Зуд не проходит, ходить становится труднее. Опускают на глубину 100 метров. Как потом оказалась, на сжатом под давлением воздухе этого категорически нельзя было делать. Такие манипуляции можно и необходимо делать только на сжатом кислороде.

Пошли вторые сутки спасения, мне становилось все хуже. Я с трудом мог подниматься с койки, в мочевом пузыре появились сильные боли, возникали частые позывы к мочеиспусканию, но оно не происходило. Ввели катетер для его опорожнения, стало немного легче.

Началось длительное совещание со звонками в водолазные центры Москвы и Севастополя. Там посоветовали действовать в соответствии с существующими правилами и таблицами декомпрессии. Состояние мое продолжало ухудшаться: или от бездействия спасателей, или оттого, что я уже несколько суток находился и дышал воздухом под огромным давлением. Работавшие с нами американские коллеги тоже были водолазами и понимали сложившуюся ситуацию. Один из них позвонил в водолазный центр во Флориде и описал тамошним спецам все спасательные действия и теперешнее мое состояние. Там ответили, что водолаз без кислорода может погибнуть. Кислорода на борту не было. Они же посоветовали через американское посольство на Сейшелах обратиться за помощью в американскую службу спасения на флоте.

Капитан и начальник экспедиции поехали в советское посольство. Было около часу ночи. На просьбу вызвать посла, им было отказано, сообщили, что посол спит, и посоветовали приходить завтра к десяти часам утра. Наше начальство было категоричным: «Если посол хочет получить утром сообщение о смерти одного из участников международной экспедиции, то пусть спит». Это возымело действие, посол, пригласив пришедших войти в здание посольства, все выслушал и пошел связываться с Москвой, без разрешения которой он не мог предпринимать решительных действий. В общем, пока информация о происшествии и возникшей проблеме не дошла до тогдашнего Первого секретаря ЦК М.С. Горбачева, никто не мог решиться на то, чтобы обратиться за помощью к Америке. После его резких высказываний по поводу возникшей ситуации, нескольких матов и команды немедленно просить о помощи у американцев все закрутилось. После обращения в американское посольство руководство операцией взял на себя Командующий военно–морским флотом США. Специально был задействован один из их спутников, и через десять минут с нашим кораблем была установлена прямая связь. Тут же с военных баз на Филиппинах и Диего–Гарсиа были подняты в воздух два самолета со спасателями и необходимым оборудованием. Они взяли курс на Сейшелы.

Американцы, едва успев прилететь, сразу поднялись на борт корабля и спустились в помещение барокомплекса, в котором находилась барокамера. Они попросили навести в барокамере порядок, вымыть полы и вынести все лишнее. Затем переодели меня в антигорючую спецодежду и стали вносить кислородные баллоны, другое оборудование и снаряжение, приборы и лекарства, необходимые для лечения и «поднятия меня наверх». После этого в камере появился доктор–физиолог Ким — американец китайского происхождения.