Яков Рахманов - Судьба, или жизнь дается человеку один раз…

Мне сразу предложили пойти на курсы по подготовке водителей маломерных судов и водолазов. Летом я начал осваивать выданные мне катер, подвесной мотор и стал пытаться опускаться под воду в автономном водолазном снаряжении. С катером, хотя и меньших размеров, я был на ты еще будучи школьником на Чукотке. Здесь на морских просторах, после усвоения правил морского судоходства особых сложностей не возникало, умение противостоять морским волнам пришло после двух–трех дальних походов на острова Японского моря. После первого же водолазного спуска я решил, что никогда не смогу нырять в акваланге и это занятие не для меня. На водолазных курсах нас обучали и погружали под воду только в бассейне в тяжелом водолазном скафандре, в который по шлангу подавался воздух. Водолаз–любитель, который впервые опускал меня под воду, еще твердо не усвоил, что одно из первых правил — это обеспечить водолазу нейтральную плавучесть. Она регулируется индивидуально подбором количества грузов на водолазном поясе и зависит от веса водолаза и толщины его водолазного комбинезона. Мне был выдан его пояс раза в два меньший по весу, чем было необходимо. Поэтому все мои усилия в течение получаса были направлены только на то, чтобы добраться до дна и там за что–нибудь зацепиться, чтобы меня не выбрасывало из воды, как пробку из бутылки шампанского. В этой борьбе я ничего не мог видеть вокруг себя, дыхание сбилось на первой же минуте, и я еле успевал делать вдох и выдох. Под маску протекла вода, заливая глаза и нос, вызывая из него обильные неприятные выделения. Кроме отвращения, это ныряние ничего вызвать не могло и я удивлялся, чему они все так восторгаются от водолазных спусков. После обеда приехал водолаз–профессионал Шурик, он поинтересовался, с каким поясом я нырял, так как пояс для меня он только что привез. Шурик высказал все, что он думал о моем первом водолазном учителе. Заставил меня надеть водолазный костюм и стал подбирать груза для моего пояса. Лишь после того, как я без усилий ложился на дно, а, вдохнув, поднимался над ним, Шурик разрешил мне надеть акваланг и все остальное снаряжение. Добавив еще один груз, он пошел со мной под воду, посоветовав напоследок: «Дыши так же, как на поверхности». Я спокойно погрузился на дно — красота, окружавшая меня, была неописуема, я забыл, что дышу воздухом из баллона. Расходящиеся в воде веером лучи от яркого солнца наполняли ее необыкновенным светом, не обращая на меня никакого внимания в светло–голубоватом пространстве между верхушками скал сновали разноцветные рыбы, по дну копошились крабики, ползали различные морские звезды и ежи, кругом колыхались фантастические заросли водорослей, на скалах красовались, как необыкновенные живые подводные цветы, распущенные щупальца анемонов. Подводный мир удивляет и покоряет всякого, побывавшего в нем хотя бы один раз. Я не стал исключением, проведя около трех тысяч часов под водой в бухтах и заливах от юга до севера Приморья и на рифах — от Австралии до Африки.

* * *

Маленькому кораблю, который изучал погоду и возникновение цунами в океане из–за того, что он был утыкан многочисленными антеннами и локаторами и имел славу советского судна–шпиона, не давали заходов ни в один из иностранных портов, кроме Сингапура. Руководство Гидрометеоцентра обратилось в Академию наук с просьбой организовать совместную экспедицию с японскими или австралийскими учеными, чтобы получить разрешение на заход в любой иностранный порт и «рассекретить» наконец это научное судно. Все расходы по проведению экспедиции на любой срок и в любой район метеорологи брали на себя. Судно было очень маленьким, поэтому организовать на нем серьезную экспедицию было невозможно, но сходить на рифы Австралии и поработать там месяц–другой со знакомыми австралийскими учеными было очень заманчиво. Мы списались со своими австралийскими коллегами. После разрешения небольших проблем и формальностей, связанных с работой в одном из австралийских заповедников, было получено согласие австралийской стороны на проведение исследований вблизи западного побережья Австралии.

В начале декабря, погрузив акваланги и оборудование, необходимые для изучения рифов и кораллов, мы — шесть человек из нашего Института — вышли в составе команды «корабля погоды» из Владивостока курсом на Сингапур. В те времена (в конце 70–ых годов) ни одно из уважающих себя судов не проходило мимо этого всемирно известного порта, благодаря беспошлинной торговле в Сингапуре — городе–государстве все было самое дешевое. Корабли заправлялись горючим, водой и запасались продуктами, команды отоваривались всем, что производилось в мире, — от жевательной резинки до суперсовременной радио-, фотоаппаратуры и только что появляющихся персональных компьютеров. Нас прежде всего интересовало японское и итальянское водолазное снаряжение, поскольку наше армейско–советское снаряжение оставляло желать лучшего. Для обеспечения безопасности работ нам нужны были глубиномеры и водолазные часы. Кроме этого, мы обзавелись хорошими масками, ластами и дыхательными трубками, истратив почти всю полученную валюту.