Юрий Буйда - Пятое царство

Чтобы не уснуть, я занялся привычным делом – математикой.

Я вообразил пространство, где прямая определяется двумя точками, плоскость – тремя, две плоскости пересекаются по прямой, а через данную точку нельзя провести к прямой ни одной параллельной, и попытался доказать теорему Пифагора в этом пространстве.

Занятие увлекательное и требующее предельной сосредоточенности.

Когда наконец до меня дошло, что теорема справедлива только в том случае, если наплевать на прямоугольность треугольника и принять условие, что сумма двух углов треугольника должна равняться третьему, кто-то толкнул меня в бок, и я проснулся.

Старший из братьев Перелешиных, тот, что с бердышом, молча показал рукой на огни, приближавшиеся к озеру.

Огней было много.

Туман поредел, хотя луна казалась бесформенным куском размокшего хлеба.

Когда огни приблизились и стали подниматься на холм, очертания которого угадывались в темноте, я приказал распечатать кувшин со святой водой.

К холму, отлого спускавшемуся к воде, мы подошли с подветренной стороны и затаились за кустами.

На холме собралось не меньше ста человек.

Громко и глупо хохоча, мужчины раскладывали костры кругом на вершине. Три самых больших соорудили на песчаной проплешине у самого уреза воды.

Мужчины были в штанах и нижних рубахах, женщины – в сорочках до пят, и все – без обуви. Похоже, все они были сильно пьяны – ничем иным нельзя было объяснить их равнодушие к сырому холоду, пробиравшему до костей.

В центре круга, образованного кострами, соорудили что-то вроде островерхого шалаша из жердей, на которые набросали какого-то тряпья.

Приплясывающие женщины втолкнули в шалаш девушку, закутанную в белое.

Но больше всего меня удивили дети, совсем маленькие, но уверенно державшиеся на ногах: их было – я попытался сосчитать – больше двух десятков.

Закончив приготовления, люди расселись в траве вокруг шалаша и пустили по кругу огромный ковш, вмещавший не меньше полуведра.

Они с шумом хлебали пойло, громко смеясь, и передавали соседям, кто-то бил в бубен, которому вскоре стала подпевать резким голосом сурна, вдруг вскочил молодой мужчина, одним движением сорвал с себя рубаху и пустился в пляс, за ним другой, третий, к ним присоединилась женщина, потом другая – она подняла сорочку до пояса и заскакала, с хохотом выпячивая волосатый лобок, третья ворвалась в толпу вообще голая, она мотала головой, расплескивая длинные густые волосы по плечам, и то и дело падала на колени…

Я взглянул на товарищей – они наблюдали за разворачивающимся действом расширенными глазами, плечи их подергивались в такт дикой музыке.

Из толпы вдруг выскочила голая старуха верхом на помеле и, высоко подпрыгивая, помчалась к кустам, за которыми мы притаились, спьяну упала, я рывком поднял ее, но пьяная старуха не обратила на меня внимания – помчалась по кругу, вскидывая тощий зад, а за нею поскакали еще несколько женщин, оседлавших метлы, и среди них выделялась телесистая молодуха с огромной грудью, которая так высоко подпрыгивала, что казалось, будто она летит по воздуху… но вдруг упала, и на нее кочетом налетел мужчина, под которым она закричала, задирая высоко ноги, завопила диким голосом, обхватила мужчину руками и ногами, прижалась, протяжно завыла…

Тощая старуха в рваной сорочке подбежала к шалашу, о котором все, кажется, забыли, рванула полог и с криком вытащила наружу девушку – невысокую, с широкими бедрами и такую сонно-красивую, что даже у меня захолонуло сердце. Девушка, кажется, не понимала, где она и что происходит.

Истомин-Дитя сдавленно рыкнул.

При виде девушки толпа как будто пришла в себя.

С девушки сорвали покрывало, подтолкнули к кострам, разложенным на берегу, и под гром барабанов, завывания сурн и крики двинулись вниз.

Старуха в рваной сорочке бежала впереди толпы, за нею следовали дети, такие же пьяные и разнузданные, как и взрослые.

Вбежав в воду по колено, старуха остановилась и завыла, вскинув руки, и вся толпа подхватила этот животный вой, и дети подхватили, и по спине моей пробежали мурашки, когда я увидел, как поверхность озера дрогнула, покрывшись крупной рябью.

– Приготовиться, – шепотом скомандовал я, взводя курок мушкета. – Дитя, отвечаешь за девчонку.

Стараясь сохранять хладнокровие, я пытался держать в поле зрения и толпу, и поверхность озера.

Старухи подталкивали обнаженную девушку к воде, та пьяно взмахивала руками, словно отмахиваясь от мух, толпа кричала, выла и подпрыгивала, и вдруг озеро словно распалось, бурля и пенясь, и из открывшейся бездны высунулась пасть, усаженная огромными зубами, а потом над поверхностью поднялся шипастый хребет, и на песок ступила перепончатая лапа.