Ицхак Орен - Лик за око, или ничто за нечто

…Судьба свела нас в первый год моей жизни в стране. В то время евреям, по требованию арабов, запретили в Судный день трубить возле Стены плача в шофар (ритуальный рог). Однако трубление все-таки совершалось — вопреки указу. Честно сказать, я до сего дня не удосужился выяснить, чем эти трепетные звуки так уж мешали правоверным сынам ислама. Один из членов движения «Бейтар» вызвался быть тем, кто совершит запретное действие и по завершении молитвы «Неила» огласит прилегающее к Стене пространство священным гласом шофара. Группа его товарищей-бейтаристов, к которой принадлежал и я, должна была обеспечить тайную доставку рога к Стене и в нужный момент незаметно передать его смельчаку. Вся операция была достаточно сложной и рискованной: площадка перед Стеной представляла собой узкую щель, зажатую со всех сторон арабскими домишками, а конные английские полицейские настойчиво втискивались поглубже в толпу молящихся — в надежде вовремя перехватить преступный шофар. Разумеется, несмотря на их чуткую бдительность, священный рог достиг губ трубача, и тот принялся выводить утвержденные традицией каскады рыдающих звуков. Мы окружили его плотной живой стеной и сдерживали напор полицейских, покуда он не закончил положенные трели. Как только смолк последний звук, двое стражей вырвали шофар из его рук. Теперь нарушителя ожидал год тюремного заключения. Блюстители закона вязким комом облепили свою жертву и поволокли прочь от Стены. Вслед им летели возмущенные крики, проклятия и плевки. Между тем из тесного отделения для женщин одна за другой выбирались набожные еврейки.

Вдруг мой взгляд остановился на двух разъяренных полицейских, преследующих молодую особу, безусловно, прошедшую неплохую подготовку в секции спортивного бега. Было ясно, однако, что, несмотря на спринтерские таланты девушки, полицейские настигнут ее. Я напряг все свои мускулы, собрал все силы юного и упругого тела, в считанные секунды оказался возле несчастной и пылко обнял ее — чтобы таким образом защитить от англичан. Те не удостоили нас вниманием, даже не глянули в нашу сторону и пронеслись мимо — то ли они гнались за кем-то другим, то ли просто спешили предстать в положенный срок в должном месте. Девушка в моих объятьях тяжело дышала.

— Что случилось? — спросил я.

— Не знаю, — сказала она.

Не удивительно, что после всего пережитого мы продолжили свой путь вместе. В то время я почти не разбирался в путанице узких улочек Старого города.

— Куда мы идем? — осмелился я поинтересоваться.

— Ты спешишь, — постановила она.

Я ничего не ответил, но остановился, разглядывая ее. Сейчас я вряд ли сумею описать ее черты или припомнить, какого цвета были ее волосы. Несомненно одно: она была очень красивой. Я с удовольствием изучал ее прическу, овал лица, глаза, зубы, фигуру, ноги. Даже и сегодня я готов поклясться, что художник, создавший это все, был подлинным мастером.

В ближайшие минуты выяснилось, что она уже успела окончить университет и является дипломированным инженером. Тем временем тьма опустилась на вечный город. Мы свернули в арабский ресторанчик. Что касается меня, то я никогда не соблюдал кашрута, а она вообще оказалась христианкой — немкой. Однако, сообщив мне об этом, тут же прибавила, что решила принять иудаизм — по той причине, что Гитлер преследует евреев. Это неслыханный позор для немецкого народа! Она неплохо изъяснялась на иврите, хотя, на мой взгляд, несколько злоупотребляла библейской лексикой.

— Сколько лет ты в стране? — спросил я.

— Пять.

— А сколько тебе лет?

— Двадцать шесть.

— И чем ты занимаешься в данный момент?

— Перехожу в еврейство.

Мы покинули ресторанчик и свернули в ближайший темный переулок — ни единого фонаря не имелось в этих лабиринтах, и окна нависающих с обеих сторон домов не испускали ни полоски света. Мы продолжали нашу беседу. В те дни я еще не являлся признанным авторитетом в области сатиры и юмора, но анекдотов уже тогда знал великое множество. Среди прочего я рассказал ей один из них: дева Мария явилась к Богу с жалобой на Святого духа, зачавшего в ее чреве сына, а не дочь. Если бы родилась дочь, христианский мир выглядел бы иначе. Видимо, анекдот не показался моей спутнице достаточно смешным, во всяком случае, она промолчала. Поневоле умолк и я. Мы достигли конца темной улочки, повернули обратно и прошлись по ней несколько раз. Я почувствовал, что после всех треволнений этого дня ноги мои гудят, и попытался отыскать какое-нибудь местечко, где можно было бы присесть, но не обнаружил ничего подходящего. Наконец, поблуждав еще с полчаса, мы обнаружили какую-то площадку, и она опустилась на землю. Я присел рядом. Ни с того ни с сего мы вдруг разом рассмеялись.