Юрий Буйда - Третье сердце

– И долго держать? – испуганно спросила она шепотом.

– Пока не почернеет.

Он встал и направился к двери, обогнув священника и служку.

Мадо проводила его растерянным взглядом, выплюнула в ладонь камешек и уставилась на него. Обычный камень, каких много на речных берегах. Обыкновенный голыш, маленький и белый.

Тео снова уперся лбом в дверь. Священник и Мадо наблюдали за ним с беспокойством. Этот огромный мужчина был загнанным зверем, способным на любой безрассудный поступок, который мог погубить их всех – кюре, одноногую девчонку, самого Тео и, конечно, косоглазого служку, этого Жан-Жака. Но только он, этот косоглазый, и сохранял спокойствие, с интересом разглядывая Мадо.

– Что пялишься? – не выдержала Мадо. – Ну что ты на меня уставился, а?

– Извините, мадмуазель, – смущенно пробормотал Жан-Жак.

– Господин кюре!..

Кюре вздрогнул.

– Господин кюре, – повторил Тео. – Здесь должна быть еще одна дверь. Выход. Какой-нибудь лаз… подземный ход…

– Мсье! – Кюре даже всплеснул руками. – Как же вы наивны, боже мой! Это церковь, храм Божий! Подземные ходы остались только в книгах господ сочинителей вроде Дюма…

– Вы сами говорили, что во время войны здесь оборонялись какие-то еретики…

– Восемьсот лет назад! После тех событий храм был перестроен, много раз ремонтировался… Когда-то была дверь в ризнице, она вела на небольшое кладбище, но лет сто назад эту дверь заложили. Неужели вы думаете, что я не знал бы о подземном ходе? – Кюре широко повел рукой. – Ну где ему тут быть, помилуйте?

– За алтарем, господин кюре, – тихо сказал Жан-Жак.

– Что? – Священник уставился на служку. – Громче, Жан-Жак! Что ты там лепечешь?

– Не бойся, – сказал Тео, кладя руку на плечо служке. – Говори.

– В наших книгах… в церковных книгах написано, что дверь в подземный ход находится за алтарем… там, где железное кольцо в стене…

– Какая нелепость! – не сдавался кюре. – Этим записям восемьсот лет. Что только не выдумывали темные люди в те темные годы… и священнослужители не были исключением… один из них лечил людей истолченными в ступке страницами Евангелия…

– Эта запись сделана в конце эпохи террора, в тысяча семьсот девяносто четвертом году, – возразил служка. – Здесь тогда служил отец Гийом. Однажды он вывел отсюда подземным ходом и тем самым спас несколько семей, остававшихся верными королю… так написано в книге…

– Боже ты мой… – Кюре был растерян. – Подземный ход! Хорошо, что этого никто не слышит, иначе нас всех отправили бы в сумасшедший дом…

– Пошли! – приказал Тео. – Вы тоже, господин кюре.

Из стены за алтарем и впрямь торчало ржавое кольцо, обмотанное бечевкой. Служка повернул его, и в стене открылся узкий проем, из которого пахнуло сыростью и гнилью. Вниз вели крутые ступеньки.

– Далеко он тянется? – спросил Тео.

– До фермы мадам Нодье, – ответил служка. – Это около двух километров к югу.

– Годится, – сказал Тео. – Возьми фонарь. Или свечу. Потолще!

Служка бросился в ризницу.

Тео повернулся к Мадо.

– Уходи, – сказал он. – Не бойся. Мальчик проводит тебя. – Он сунул ей в руку пачку купюр. – Этого хватит, чтобы добраться до Лурда… или куда хочешь…

– А ты?

– Я отвлеку их. Уходи. – Он привлек ее к себе и крепко поцеловал в губы. – Я люблю тебя, Мадо. Прощай. – Кивнул служке. – Иди первым. Надеюсь, ты не подведешь меня, малыш?

– Нет, мсье, – со смущенной улыбкой ответил Жан-Жак. – Можете не беспокоиться. Дверь закроется сама, когда мы окажемся на последней ступеньке.

– Жан-Жак… – Кюре замялся. – Поосторожнее там, Жан-Жак. И не теряй головы. Ты меня понял?

– Да, господин кюре.

Когда за ними закрылась дверь, кюре покачал головой.

– И что вы собираетесь теперь делать? Вы хотите пожертвовать собой ради этой несчастной… Арман сказал мне, что она хуже дикого зверя…

– Вы правы, господин кюре, – сказал Тео. – Именно поэтому я и сделаю то, что должен сделать. Прощайте, мсье.

Он быстрым шагом направился к двери, запертой скамейкой.

– Господь милосерд, – прошептал кюре.

Тео вытащил из петель скамью и налег на тяжелую створку – дверь открылась.

Арман первым увидел, как дверь храма открылась и из нее вышел Тео. По правде говоря, Арман скептически относился к Богу и всей этой обрядовости – поклонам, крестным знамениям, молитвам, но сейчас, увидев Тео, разглядев его лицо, он вдруг перекрестился. Выхватил из кобуры револьвер и закричал во всю глотку:

– Тревога! Он выходит!