Олег Татарченков. - ГРУППА СОПРОВОЖДЕНИЯ. Роман

Тихая ночь

…Вторую половину рабочего дня Уфимцев откровенно убил. Слонялся по редакции, пил нескончаемый чай (под одну из десятка чашек умудрился урвать у скупердяя Шведа два пряника, чем остался нескончаемо горд), отвечал на телефонные звонки… В общем, маялся дурью в ожидании вечера.

Перед самым уходом на задание, его с порога выдернул очередной телефонный звонок.

-Уфимцев! — просунулся в дверь Бунин, — Тебя какая–то девушка требует. Срочно!

Игорь рысью кинулся в кабинет.

-Аллё! — заорал он в трубку, — Уфимцев слушает!

«Неужели Люба?»

-… А, это ты, Жаннок. Откуда звонишь? Из автомата? Нет, сегодня не получится. Работа. Встретиться? Конечно… Без проблем. Давай послезавтра?.. Ну, хорошо, завтра. Где? Конечно, в «Бристоле». В кино? Можно и в кино. У «Паруса» в шесть вечера. Договорились. Пока, Жаннок… Пока.

К ночи резко похолодало. Уфимцев не однажды успел обругать себя за легкомыслие: осенняя куртка на тонкой синтепоновой подкладке не спасала от пронизывающего северного ветра, густо замешанного на колючем снеге.

«Вот и осень, и снег в окно стучится; вот и осень, и перемерзли птицы», — перефразировал он популярную песню Асмолова, пока приплясывал на крыльце Заволжского РОВД в ожидании патрульной машины, с экипажем которой ему предстояло кататься всю ночь.

… — Серега, — протянул руку усатый старший сержант в черном полушубке, — Партийная кличка «Груздь».

-Почему «Груздь»? — спросил Уфимцев, позавидовав сержанту — рука у него была, что печка: сержанту с его тулупом было нипочем.

-А потому что Груздев, — ответил жизнерадостно тот, — Меня так все зовут, так что и ты не стесняйся. Так сказать, входи в семью. Сегодня всю ночь будешь ее полноправным членом.

-Чьим членом, Груздь? — прервал словоохотливого сержанта белобрысый лейтенант в сером милицейском бушлате, повернувшись назад с переднего сиденья патрульного «уазика», — Ты свои половые двусмысленности брось… Устинов Алексей, — в свою очередь протянул он пятерню.

-А это у нас Димка, — показал пальцем на молчаливого крепыша лет тридцати пяти, уместившегося на водительском месте.

Водитель, не оборачиваясь, через плечо закинул ладонь кверху и произнес:

-Добро пожаловать в наш экипаж. Как раз четвертого не хватало.

-Четыре трупа возле танка раскрасят утренний пейзаж, — тут же ввернул Груздь.

-Он у нас остряк, — пояснил лейтенант, — Не обращай внимания, а то он тебя своими хохмочками достанет.

«Уазик» выскочил на дорогу и помчался в сторону моста через Волгу. Проезжая часть была пуста, лишь редкие легковушки проскакивали по встречной полосе.

-Сегодня спокойно будет, — произнес лейтенант, — резкое похолодание к ночи обещали. Неожиданное, как у нас на Руси заведено. С «нуля» до «минус семи». Какой болван в такую погоду будет по улицам лазить? Так что наша основная задача — подбирать по закоулкам алкашей и отвозить их в вытрезвитель. А то померзнут, к чертям собачьим…

-Наша служба не только опасна и трудна, но и гуманна, — добавил Груздь, — Запиши, корреспондент: вопреки распространенному мнению, что якобы родная милиция не любит своих граждан, мы, тратя казенный бензин и время, вместо того, чтобы искать особо опасных преступников, катаемся по району, дабы спасти отдыхающих граждан от замерзутия…

-От замерзания! — поправил его старший группы.

-Замерзутия! — не согласился сержант, — А летом мы их спасаем от утонутия!.. В общем, в вытрезвителе их обогреют и обобреют…

-Не обобреют, а оберут, — подключился водитель.

-И без тебя знаю, что оберут, — не сдался Груздь, — но это не в рифму!

-Вы тут у меня корреспондента не дезинформируйте! — с притворной суровостью оборвал пикировку лейтенант, — Все это досужие домыслы!

-…Или выдуманные вымыслы, — пробурчал Груздев и повернулся к Уфимцеву, — Ты в вытрезвитель когда–нибудь попадал, а, корреспондент?

-Бог миловал, — ответил Игорь.

-Так дай же Бог избежать тебе подобной участи, — пожелал сержант, — чтобы не знать сей грустной изнанки жизни.

-Сегодня узнает, — заметил водитель.

-Так это экскурсантом! — сказал Груздев, — А вот когда окажешься там в качестве клиента…

-Нет повести печальнее на свете, чем повесть о вытрезвителя клиенте, — вдруг высоким и звучным голосом продекламировал водитель Дима.

Посмеяться над шуткой экипаж не успел: проснулась рация. Сквозь треск помех она заголосила что–то совершенно непонятное. (Так в старых домах средь ночи неожиданно просыпается сантехника, и унитаз начинает хлюпать и бормотать только ему известные жалобы на свою горемычную жизнь. Игорь на полном серьезе считал, что в этих унитазах скрыты души совсем уж пропащих грешников). С полминуты лейтенант вслушивался в абракатабру, потом обратился к водителю: