Олег Татарченков. - ГРУППА СОПРОВОЖДЕНИЯ. Роман

-Ладно, чего там… — махнул рукой Игорь, — По какому делу, спрашиваешь? По какому делу… Ты хозяина этого дома знал?

-Кружкина–то? Конечно, так вы по его душу?

-По его. Может, расскажешь, что за человек был? — Игорь вынул из кармана пачку сигарет «Элэм» и заметил, что у мужика при виде «городских» сигарет загорелись глаза, — Пойдем присядем, — предложил он, показав на лежащее в желтеющей траве старое бревно.

- Может, домой? — с готовностью предложил сосед Кружкина, — У меня под это дело найдется…

Он растопырил мизинец и большой палец, продемонстрировав символ, известный без перевода всем на территории бывшего СССР.

-Нет, — покачал головой корреспондент, подумав, что на сегодня сто граммов водки, выпитой со священником, будет вполне достаточно: если дело пойдет в том же направлении, то к вечеру до Рыбинска он не доберется, — Давай в другой раз, ладно?

Отойдя в сторону от покосившейся избы Кружкина, они уселись на бревне, сделали по поре первых, самых ароматных затяжек, и только после этого Уфимцев протянул ладонь бывшему вилоносцу (свое оружие мужик оставил у стены дома):

-Игорь.

-Михаил, — отозвался крепким рукопожатием мужик, — Так что у тебя к этому Кружкину?

Уфимцев помолчал, размышляя, с чего подступиться к разговору, чтобы не спугнуть собеседника. Потом решил, что бродить вокруг да около с этим решительным дядькой не стоит, и нужно начинать с главного.

-Могилу у этого Кружкина разворошили, — произнес он, — Просто так такое не делают. Вот мне и интересно… Интересно, что за человек он был, покойный?

Михаил посерезнел, аккуратно загасил окурок о каблук кирзового сапога, почесал кадык под бородой и только после этого ответил:

-Человек он был мутный. Говаривали, что сидел еще при Сталине, но на диссидента или как их… репрессированного не был похож. Эти–то, обиженные Советской властью, еще с горбачевских времен стали права качать и льготы всякие получать, а Кружкин сидел тихо.

-Может, он уголовный был? — предположил Игорь.

-Я сам не местный, — ответил на это мужик, — С 84–го здесь живу. После армии, с техникума на картошку прислали, с женой будущей познакомился, так и остался. Поэтому я многого не знаю. Но вот что скажу: с уголовными он тоже особо дружбы не водил. Был у Борисыча, правда, один корешок из блатных — его здесь Сипатым зовут… И правда, голос у него сиплый, словно всю жизнь на холодном ветру песни орал. Тоже уже в возрасте…

-Ну и что? — нетерпеливо подогнал своего нового знакомца Уфимцев.

-Что… — протянул Михаил, — Через несколько дней после смерти Борисыча Сипатый куда–то исчез. Тогда поговаривали, что или опять посадили, или в бега подался. Мол, не иначе к смерти Кружкина отношение имеет… А месяца три назад опять объявился. Вот, честно говоря, и все…

-А как этот самый Борисыч умер? — спросил Игорь.

-Говорили, что сердце. Накануне он как раз водку пьянствовал с этим самым Сипатым. Старикан уже был, труха сыпалась, но иногда любил принять на грудь. А утром прям на крыльце его и нашли. Жена моя нашла — как раз на ферму на утреннюю дойку к пяти часам шла.

-А что Сипатый?

-Таскали его, — ответил Михаил, — но отпустили. Мол, выяснили, что Борисыч своей смертью помер, и отпустили. Но урка все равно где–то на дно залег. Теперь появился. Но я это тебе уже говорил.

Мужик посмотрел на Уфимцева:

-Ну, я рассказал все, что знал. Может, теперь к нам заскочишь? Жена рада будет. Посидим, я тебе расскажу, как мы тут ковыряемся: председатель, гад, хорошо устроился — организовал из нашего колхоза сельхозкооператив, всю технику приватизировал, причем, гробы нам отдал, а лучшие трактора себе, да на семью свою оформил. Потом в фермеры подался. Кредит в банке получил под землю и машины. Кредит свистнул, трактора куда–то загнал, и свалил в неизвестном направлении. Чуть ли не в Америку, говорят… А мы куда со своими гробами — ни горючего, ни запчастей. Трактора на ходу разваливаются…

Игорь еще минут пять слушал про мерзавца–председателя, нажившего себе стандартным способом первоначальный капитал в новой России, согласно кивая головой, потом решительно встал.

-Извини, Миш, — произнес он, — Пора мне. Ты лучше покажи, где этот Сипатый живет.

-Самый крайний в Блатной слободке (так мы поселение урок называем) дом — его, — ответил мужик и вздохнул:

-Жаль, жаль…

По этому вздоху Уфимцев понял, что обломал дядьке хороший повод выпить. Причем, сделать это официально, без косых взглядов жены. Опять же, будет о чем рассказывать мужикам в деревне, а супруге — уесть товарок на ферме: корреспондент ни к кому–нибудь приезжал, к нему…