Росен Босев - Дни, что нас сближают

— Так почему, говоришь, не шел? — спрашивает Сергиев, заканчивая разбор почты. Гошо снова мямлит:

— Потому что… вот, вчера приходил, а вас не было.

Письма сложены ровно, аккуратно, может, и не бывший офицер, но аккуратности ему не занимать. Нажал кнопку где-то под крышкой стола, и в кабинет вошла женщина, одна из тех, с кем Гошо вчера разговаривал; председатель передал ей бумаги, и она вышла, а Сергиев внимательно оглядел Гошо:

— Так что ты надумал?

Вздрогнув, Гошо попытался выдавить из себя какие-то слова, не понимая, сердятся на него или нет, а если сердятся, то за что. Но говорить ничего не потребовалось. Сергиев протянул руку к зеленой папке, мол, давай документы, поглядим, кто ты и что ты. В бесстрастном голосе ни доброты, ни неприязни. Гошо протянул папку, совладав с новым приступом страха.

— Так, значит, надумал? — То ли осуждает, то ли нет… Странный все-таки человек!

— Ну-с. — Сергиев раскрыл папку несколько поспешно, но аккуратно, было заметно, что ему интересно познакомиться с ее содержимым. Поверх всего лежал диплом, он его взял и довольно долго изучал — и корочку, и вкладыш; потом поднял глаза на Гошо: — Молодец, у меня у самого такого нет, приятно, наверно, иметь такой диплом, а? Но я тогда тебе сказал и теперь повторяю: по земле учись ходить, по земле!

— Я понимаю, товарищ Сергиев. Я…

Сергиев не дослушал (неинтересно ему слушать обещания да заверения), положил диплом, взял заявление, потом автобиографию, посмотрел лист с одной стороны, с другой — очевидно, был удивлен ее краткостью, всего полстраницы, — медленно прочел.

— Та-ак, — сказал, словно упрекая, — биографии у тебя еще нет. Школа, армия, институт, и везде отличник.

— Да я, товарищ Сергиев…

— Ничего-ничего, будет и биография, — ободряюще улыбнулся Сергиев, — время у тебя еще есть, — отложил лист, взял следующий, но, увидев, что это письмо Докторова, не читая, тоже отложил. Теперь остался только конверт, больше стандартного, с прокладкой, новенький, не помятый, пустой на вид. В волосатой руке Сергеева он выглядел удивительно чистым и невесомым.

— А это что? — Сергиев открыл конверт, заглянул внутрь, поднял голову, их взгляды на миг встретились, и оба отвели глаза.

— Деньги? Что за деньги?

Гошо собрал всю свою храбрость и попытался улыбнуться:

— С почином, товарищ Сергиев, чтоб хорошо работалось, за удачу… друзья посоветовали, так принято, говорят, и я… — Он весь дрожал, словно только что перепрыгнул через пропасть. Улыбка-гримаса исказила его лицо, их взгляды снова встретились (ну что смотреть?!)… Гошо никак не мог согнать с лица застывшую улыбку, а Сергиев глядел на него спокойно, помахивая конвертом; наконец отложил его.

— Та-ак, сколько?

— Сто левов, товарищ Сергиев. На угощенье, с началом работы, как полагается, чтобы все заладилось, да и вы мне сказали, чтоб я осознал, куда иду…

Сергиев кивнул. Закрыл папку с дипломом, автобиографией и всем прочим, но тут же снова открыл, а конверт сверху лежит. Сам откинулся на спинку стула и стал с интересом разглядывать Гошо.

— Н-да… Ты тут пишешь, что отца у тебя нет, только мать. Мать кем работает?

— Я вам еще тогда сказал, товарищ Сергиев, что она больна, перенесла два инсульта.

— Два инсульта? Инсульт — это что?

— Кровоизлияние в мозг. Уже два было, она на инвалидности, а до того была учительницей.

— Та-ак, а отец когда умер?

— В пятьдесят пятом году, через несколько месяцев после моего рождения, от инфаркта. Я его вообще не помню.

— А он кем работал?

— Бухгалтером.

— Высшее образование имел или по опыту работы?

— Высшее. Мама говорила, что он был хороший экономист.

— Та-ак. А дед?

— Что дед?

— Когда умер?

— Через три года после отца, а дед по матери еще жив, живет в Ботевграде, один. К нам приехал, да у нас квартира маленькая, тесно, он назад вернулся, у него в Ботевграде свой дом, а вообще он из крестьян.

Сергиев кивнул понимающе.

— А дед по отцу умер, значит, сразу после отца?

— Да, я деда помню, хотя и смутно.

— А он чем занимался?

— Да как сказать… — Гошо замялся. — Вам это интересно?

— Да, интересно.

— До Девятого сентября у него была маленькая лавка где-то возле сахарного завода, где точно, не знаю, а после Девятого своим участком занялся, насадил много фруктовых деревьев, в сущности, я от него этим заразился. С раннего детства начал опыты проводить. У меня есть дерево, на котором привито пять сортов. Очень люблю это дело.