Зоран Живкович - Четвёртый круг

Но ни на одном Великом Пути не встречались сами шары. Иные существа наполняли смущающие картины вернувшихся путников: творения с искаженным обликом, что никогда не катились, но тем не менее передвигались, порой даже намного быстрее, по разнообразным ландшафтам чужих мест без опоры о траву, сквозь ветер или над ним. Эти другие существа не обращали ни малейшего внимания на запахи, может быть, и вообще не чувствовали их, хотя вокруг них обычно клубились жуткий смрад и ядовитые испарения, и лишь крайне редко — какое-нибудь благоухание. Они не обменивались бесшумными картинами, но все же как-то общались между собой: звуком, светом или прикосновением, хотя шарам и не удавалось проникнуть в эти странные, неясные языки, высказываемые и воспринимаемые иными органами чувств…

Что заставляло некоторых путников шимпры не возвращаться с Великого Пути, оставаться в тех чуждых местах без трав и ветра, напоенного запахами, без своего племени — этого оставшиеся шары понять не могли, и как раз это непонимание непрестанно гнало их на поиски шимпры — в надежде, что в каком-нибудь новом Великом Пути они найдут ответ. Ведь могло случиться так, что исчезнувшие шары увязли в чужих смрадных пространствах и хотели бы вернуться, но почему-либо были не в состоянии этого сделать без помощи племени. Или, быть может, они наконец нашли Последнюю Долину, где нет больше ни взрывов, ни набуханий, где все шары, которые когда-либо существовали, составляют одно бесчисленное племя в пространстве без границ, где легко узнаются все запахи, приносимые ветром, — все, кроме запаха шимпры, которой единственной там нет, ибо оттуда уже никто не отправляется в Великий Путь…

А потом неожиданно, в течение нескольких последних циклов, картины, приносимые с Великого Пути, начали походить одна на другую, происходя из одного и того же места. Это также было чужое место с мягким пылевым покрывалом вместо травы и каким-то странным тугим ветром, полным запахов, не дурных и не приятных, а просто иных, — запахов, пробуждавших волнение, беспокойство. И все же мрачный пейзаж в картинах новых путников шимпры был не совсем чужим. В первый раз на Великом Пути появились другие шары — всего три, очень большие и не одинаковые между собой, они находились высоко над ветром, там, где шарам никак было не место.

Хотя они не могли катиться, они все же скользили над сумрачным пространством, исчезая через равные промежутки времени за его границей, падая в никуда, чтобы потом подняться с противоположной стороны долины, заливая ее цветами рохума, ломуса и кутара. Цикл там длился совсем недолго, всего лишь один день, а тройное слияние и набухание происходило, должно быть, где-то за пределами видимости, во тьме.

Шары терпеливо ждали, что эти далекие неизвестные сородичи передадут им бесшумные картины, но никаких сообщений не было. Три больших шара не только ничего не посылали, но и не принимали картины, которые отправляли им путники Великих Путей, жаждущие ответа. Однако чужое место изобиловало картинами, правда, ничего не говорящими ни шарам-путникам, ни тем, кто воспринимал их рассказы.

Это были картины, заполненные прообразами всех шаров — кругами разных размеров и цветов, которые переплетались, уменьшались и увеличивались, вырастали один из другого, взаимоуничтожались. Все это производило усыпляющее, опьяняющее действие, похожее на то, которое вызывали тонкие листья ворены, что использовались шарами для восполнения сил после тройных слияний.

И лишь путник, побывавший на последнем Великом Пути, сумел определить источник этих пестрых изменчивых кругов, которые появлялись как бы со всех сторон в мире трех больших шаров. Источником этим также был круг, лежащий на пыльной земле, — большой блестящий круг с мягким запахом амейи и приятным цветом рохума, сквозь границу которого, однако, невозможно было проникнуть.

Последний путник шимпры чуть было не остался в этой долине навсегда, силясь разузнать, что лежит по ту сторону блестящей границы — там, откуда появлялись чужие опьяняющие картины. Чем настойчивее он пытался это сделать, тем быстрее круги в картинах вращались и изменялись, погружая его в сон, от которого, он знал, не пробудиться никогда. Хотя этот сон сильно манил, обещая блаженство куда большее, чем дарили травы, в последний момент путник отказался от него, чтобы вернуться и беззвучным языком картин рассказать остальным шарам о самом необычном из всех Великих Путей.