Александр Иличевский - Дождь для Данаи (сборник)

Мазур Н. Недоносок // Сб. к 70-летию Вяч. Вс. Иванова. Поэтика. История литературы. Лингвистика. М., 1999. С. 147–148.

Там же. С. 148.

См.: Liapunov V. A Goethean Subtext of E.A. Baratynskij’s «Nedonosok». Slavic Poetics. The Hague, Paris, 1973.

С этой горы, как с крыши / Мира, где в небо спуск. (М. Цветаева, 1923.)

Различение этих двух творений как свой частный случай содержит различение «цифрового» (алгоритмического) и «аналогового» (иррационального) сознаний (ср. различенность в этом смысле правого — аналитического и левого — образного полушарий мозга).

Комментарии. № 16. М., 1999.

Комментарии. № 18. М., 2000.

Так же, как и в «Недоноске» и «Осеннем крике ястреба».

Иличевский А. Опыт геометрического прочтения: «Нефть» и «Долина транзита» А. Парщикова // Комментарии. № 18. М., 2000.

Удивительным образом не только явные признаки «энтелехического» письма, но и самые сюжетные мотивы недовоплощенности, растворения в стихии, безволия полета — «Осеннего крика ястреба» и «Недоноска», с точностью до лексических совпадений, по признанию самого автора, — неосознанно присутствуют в другой повести А. Давыдова «Сто дней», 1984–1986 (Весть: сборник. М., 1989): <���…> когда я, взлетев до облаков , посмотрел вниз — на землю, вся она была одинакова — золотой диск, поросший колосьями. Высота стерла межевые разделы. Только солнечные зайчики пробегали по чистому золоту жнивья. <���…> когда же я вспомнил о пастухе, то его уже не было <���…>. Он растворился в синеве, едкой, как щелочь, весь без осадка. Он стал ветерком, по воле которого я мог перелетать по небесам. Падение было невозможно, но и собственной воли у меня не было. Я был игрушкой различных ветров и дуновений. Они и переносили меня туда-сюда, осторожно, бережно. Я плавал в небе — вспомни свои детские сны <���…>, что ты принял за дожизненные выси. Те, в которых мы парили, пока все наше тело не налилось свинцом. (выделено мной. — А.И. ).

Вообще отчасти хтонический образ «черной матушки» в «Повести…» А. Давыдова, возможно, где-то на периферии своего символического поля имеет отсылку к образу творящего забвения — нефти из стихотворений А. Парщикова «Нефть» и «Долина транзита». В пользу этой догадки может служить общая метафизическая и физическая текучесть этих образов («рождающие воды — лимфа мира, растворяющая в себе демиургическое семя»), которые с той или иной степенью достоверности могли бы рассматриваться как женская — но и могущая быть грозной — ипостась Творца.

NB: «Грифельная ода» О. Мандельштама.

Бродский И. Нобелевская лекция. 1986.

Новое литературное обозрение. 2000. № 45.

Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М., 2004. С. 82.

Гаспаров М. Рифма Бродского // Избранные статьи. М., 1995. С. 83–92.

Чайка — вид лодки.

Северная пчела. 1834. № 192.

До востребования ( фр. ).

Эти заметки основываются на описании мифологического пространства, взятом из статьи Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского «Миф — имя — культура» ( Лотман Ю. Избранные статьи. Т. 1. Таллинн, 1992) и рассматриваемом как аксиоматическое. Все определения математических понятий приводятся по книге: Дубровин Б., Новиков С., Фоменко А. Современная геометрия, методы и приложения. Т. 2. Геометрия и топология многообразий. М., 1986.

Понятно, что о строгой абстрактности объектов мифа — имен, равно как и об установлении между ними сходных с математическими отношений, можно говорить лишь условно.

Например, почему группа вращений SO(3), имеющая представление в виде множества матриц действительных чисел размером 3.3, на котором определена операция матричного умножения, изоморфна (тождественна) обыкновенной трехмерной сфере.

См., например: Понтрягин Л. Теория групп. М., 1989.

Замкнутость пространства предполагает принадлежность ему его границы : множества точек, каждая из которых обладает таким свойством, что в любой, сколь угодно малой ее окрестности всегда найдутся точки (по крайней мере, найдется по одной) как принадлежащие, так и не принадлежащие этому пространству.