Патрик Уайт - На свалке

Дабы я мог удостовериться , вот именно, подумал советник Хогбен, глядя на этого дряхлого Осси.

Который стоял, чуть слышно бормоча молитвы, как его учили еще в детстве.

Когда все это было на полном ходу, когда произносились все эти слова, которых, как Мег знала, тетя Дэйзи не одобрила бы, она отошла от могилы и подлезла под колючую проволоку, отделяющую кладбище от свалки. Она впервые попала на эту свалку, и сердце учащенно забилось у нее в боку. Она несмело пробиралась сквозь заросли буша. Под ноги ей попались старые подтяжки. Она споткнулась о закопченный примус.

Потом увидела Лама Уэлли. Он стоял под банксией, теребя пальцами ее вялый цветок.

И вдруг оба они поняли, что есть нечто такое, чего ни ей, ни ему не удастся больше избежать.

— Я здесь на похоронах, — сказала она.

В голосе у нее звучало... ну, чуть ли не облегчение.

— А ты часто сюда приходишь? — спросила она.

— Не-а, — хрипло проговорил он. — Сюда — нет. А на свалку — да.

Но ее вторжение нарушило предрешенный ход его жизни, и рука у него задрожала.

— А тут есть что посмотреть? — спросила она.

— Хлам, — сказал он. — Один хлам.

— А ты глядел когда-нибудь на мертвеца?

Потому что она заметила, что рука у него дрожит.

— Нет, — сказал он. — А ты?

И она нет. И вряд ли теперь поглядит. Дыхание у них снова стало ровное.

— А ты вообще что делаешь? — спросил он.

И хотя ей хотелось заткнуть себе рот, промолчать она не смогла. Она сказала:

— Я пишу стихи. И напишу о моей тете Дэйзи, о том, какая она была, когда срез а ла цветы рано утром еще по росе.

— А что ты за это получишь?

— Ничего, — сказала она. — Наверно, ничего.

Но разве это было важно?

— А еще про что ты сочиняешь? — спросил он, открутив наконец вялый цветок банксии с ветки.

— Раз я написала о вещах, что в шкафу, — сказала она. — Потом про сон, который мне приснился. Про запах дождя. Но оно получилось совсем короткое.

Тогда он посмотрел на нее. Он никогда еще не смотрел в глаза девушек. Эти были серые и прохладные, не то что горячие, перегоревшие глаза женщин.

— Кем ты хочешь быть? — спросила она.

— Сам не знаю.

— Канцелярская работа тебе, по-моему, не подходит.

— Что-о?

— Я говорю, не твое, по-моему, дело подсчитывать цифры и возиться с книгами, и в банке, в конторе служить, — сказала она.

Он так вознегодовал, что даже не счел нужным ответить ей.

— У меня будет свой грузовик. Как у Черного, у мистера Блэка. У него — автоприцеп.

— Что?

— Ну, полуприцеп, — сказал он.

— А-а, — сказала она уже не так уверенно.

— Один раз Черный взял меня в рейс в Мэриборо. Ездка была трудная. Иногда гнали всю ночь. Иногда спали прямо в машине. А то останавливались на ночевку там, где сдают комнаты. До чего хорошо прокатились! Один город проедешь в ночной темноте, за ним другой.

Она все увидела. Она увидела, как люди стоят в дверях, точно оледенев в квадратах желтого света. В стремительном потоке ночи все человеческие фигуры застывают в неподвижности. Она чувствовала мохнатую темноту вокруг, когда автоприцеп брал с места и его скелет вспыхивал разноцветными огнями. А в кабине, где они сидели, все было прибрано, все на своих местах. Если скосить глаза, видно, как его белокурые волосы поблескивают, попадая под вспышки электрического света. Они везли коробки с зубными щетками, гребешками и разную мелочь — блокнот, в котором она напишет стихотворение, когда они сделают где-нибудь остановку и кругом будет пахнуть муравьями. Но к тому времени его руки так мастерски овладеют рулем, что остановки, кажется, никогда и не будет. Ну и не моя забота!

— А этот мистер Блэк, — проговорила она, поджав губы, — он часто берет тебя в рейсы?

— В дальний, в другой штат, взял только раз, — сказал Ламми, отбрасывая прочь цветок банксии. — В короткие рейсы иногда берет.

Сидя в кабине, они покачивались на ходу. Он ни с кем не был ближе, чем с Черным, когда чувствовал во время толчков его ребра, и ждал возможности снова испытать этот легкий приступ благодарности и удовольствия. Ему хотелось, чтобы у него был полосатый спортивный свитер, как у Черного, и он еще заведет себе такой.

— Когда у меня будет свой автоприцеп, — сказал он, — я войду в дело вместе с Черным. Он мой лучший друг.

Она недоверчиво передернула плечами и тут же увидела темные руки с черными волосками на пальцах.

— Ну что ж, — сказала она отчужденно, — может, когда-нибудь так оно и будет.

На соседних могилах стояли коричневатые цветы в банках с темно-коричневой водой. Кое-где западный ветер повалил неустойчивые пластиковые букеты, и хотя хуже с ними ничего не случилось, они валялись в поблекшем беспорядке на неприютных гранитных надгробиях.