Кит продолжал неотрывно смотреть вдаль, хотя спортивная машинка давно уже перевалила через склоны первого предгорья. А когда отвернулся, рядом никого не было — ни Шехерезады, ни Лили, вообще никого, и он внезапно почувствовал себя опустошенным, внезапно почувствовал себя одиноким под небесами. Он стоял у бассейна и смотрел не отрываясь. Вода была неподвижна и пока еще полупрозрачна; ему видны были медные монетки и одинокий ласт. Потом свет начал меняться, и облако, чтобы прикрыть скромницу-солнце, заторопилось бочком, и похожая на темную морскую звезду фигура появилась, корчась, из глубин. С тем лишь, чтобы встретиться со своим оригиналом — падающим листом, в то время как поверхность из стеклянной превратилась в зеркальную.
* * *
Перед ужином они остались на террасе вдвоем, и Лили сказала:
— Почему ты не злишься?
— Насчет тебя с Кенриком? Потому что предполагаю, что ты меня дразнишь. «Некоторые мужчины умеют дать женщине почувствовать…» Ты говорила, как Рита об Адриано.
— А ты — как Кенрик, когда он ее слушает. Совершенно безразличный.
— Потому что в твоем исполнении это звучало неправдоподобно.
— А, так ты мне не веришь. Не веришь, что Кенрик пытался. Потому что я недостаточно привлекательна.
— Нет, Лили.
— А Кенрик что об этом говорил?
— Ну, он же мне не скажет.
— Не скажет? Короче. Он не попытался. Он был очень мил, и мы целовались и обнимались. Но пойти дальше он не попытался. Вот и все.
— Да, но стала бы ты? Суть-то вся в этом . Стала бы?
— Ага, чтобы ты мог… Нет. Не стала бы. Слушай. Мы с тобой дали обет. Мы поклялись. Помнишь? Что можем расстаться, но никогда так друг с другом не поступим. Никогда не будем действовать украдкой. Никогда не станем обманывать.
Он признал истинность этого утверждения.
— Не знаю точно, что ты имел в виду, но я тут размышляла. Есть какое-нибудь животное, среднее между собакой и лисой? Ведь мы как раз такие. Мы не большеухие хомяки и не рыжие белки. Мы — серые. Знаешь, на самом деле это не богатые, не такие, как мы. Это красивые. Тебе не достаются люди из разряда «мечта». Мне иногда достаются, потому что я девушка. Но никогда не бывает, чтобы на равных условиях. И всегда обидно. Мы с тобой — «может быть», и ты и я. Мы все равно довольно милые, нам друг с другом хорошо. Слушай, не можем же мы расстаться прямо вот тут. Я тебя люблю, на какое-то время этого хватит. И ты должен любить меня в ответ.
Кашлянув, он стал кашлять дальше. Когда куришь, иногда у тебя появляется возможность избавиться от всего прочего, что тебя душит. Он чувствовал, что она все знает. И потому решил сказать все как есть.
— Я сам не верю, что так сказал. « Стала бы?» Прошу тебя, забудь, что я вообще так сказал. Прости меня. Прости.
— «История любви». Которая нам ужасно не понравилась. Помнишь? «Разнузданный секс — это когда не надо говорить „прости“».
— Молодец, Лили. В первый раз у тебя получилось то, что надо. — По сути, у него не ушло бы много времени на то, чтобы понять, насколько это бездарно в качестве аксиомы. Истина состоит в том, что любовь — это когда говорить «прости» надо всегда. — Прости, Лили. Ответ — да, на все. Прости, Лили. Прости.
* * *
За ужином в кухне, с Шехерезадой и Глорией, он не поднимал головы и говорил себе: что ж, теперь по крайней мере прекратятся дурные сны — сны о Лили. По ходу дела бывали разные вариации, но в снах этих неизменно наступал момент, когда она плакала, а он смеялся. Эти сны всегда придавали Киту силы, чтобы пробудиться от них. Так что даже в безумной вселенной сна ты страстно желал чего-то, и это наступало, сбывалось. Ты просыпался. И то был единственный случай, когда это происходило на самом деле (думал он) — твои мечты по-настоящему сбывались лишь в этом смысле, и только в нем.
В ту ночь все прошло немного лучше — этот неописуемый акт. Можно даже сказать, что любовью занимались Юпитер с Юноной. Это было достойно Юпитера, Царя небесного, в том отношении, что Юнона была ему не только сестрой, но и женой.
— Хоть бы Тимми приехал.
— Да, хоть бы.
— Так было бы проще всего для всех. Особенно для нее. Чтоб она перестала…
Беситься, подумал он. И на этом сдался.
* * *
Адриано на некоторое время отступил. Что же до Тимми, на следующее утро на устах у всех было другое имя. Пришествие Йоркиля, о котором давно ходили слухи, утвердилось, стало конкретным числом, заметно добавив Глории Бьютимэн престижа и законности. Йорк, в конце концов, торопился к ней, тогда как Тимми лениво мешкал в Иерусалиме. Теперь власть переменилась.
Читать дальше