Хантли Фицпатрик - Моя жизнь по соседству

В своей речи мама рассказывает о двухстах тридцати годах труда, сделавших Стоуни-Бэй таким, какой он ныне, о двухстах тридцати годах доблести и так далее. Не понимаю, чем это выступление отличается от предыдущих, но Клэй стоит рядом с оператором «Ньюс-Центр 9», улыбается, кивает и наклоняется к фотографу, словно убеждаясь, что тот снимает так, как надо.

После маминой речи воцаряется тишина, и на трибуну быстро поднимается Нэн. Наборы ДНК у них с Тимом отличаются, и рост – наглядный тому пример. Нэнни выше меня на пару дюймов, то есть в ней росту пять футов четыре дюйма максимум, а вот Тим давно вымахал за шесть дюймов. Чтобы подсматривать текст своего выступления несколько раз, Нэн нужно подняться на несколько ступенек. Она кладет свой листок, разглаживает его, потом сглатывает комок в горле и бледнеет так, что проступает каждая веснушка.

Пауза затягивается, и мне становится страшно. Нэн перехватывает мой взгляд, собирает глаза в кучку и начинает:

– Сегодня в нашей стране принято праздновать и чествовать то, что мы имеем. Или то, чего мы желаем. А то, от чего мы избавлены, нет. В день памяти мечтаний и чаяний наших предков я хотела бы отдать должное четырем свободам и отметить, что две из них – свобода слова и свобода вероисповедания – чествуют то, что мы имеем, а две – свобода от нужды, свобода от страха – то, от чего мы избавлены.

Порой из микрофона доносится писк, порой довольно пронзительный визг. Мама склонила голову набок и внимательно слушает речь, словно Нэн не репетировала при ней как минимум пять раз. Трейси и Флип держатся за руки, лица у обоих серьезные. Я нахожу в толпе миссис Мейсон – она обхватила подбородок руками, а мистер Мейсон наклонился к жене и не сводит взгляд с Нэн. Я ищу Тима – вот он, прижал кулаки к глазам.

Нэн завершает свое выступление под бурные аплодисменты. Она краснеет, кланяется и уходит на свое место рядом с моей мамой.

– Кто мог выступить лучше? – вопрошает мама. – В День независимости мы понимаем, что выбрали наши предки, а что они отвергли, ведь они мечтали о том, что мы воплотили в жизнь, черпая силу в их надеждах.

В том же духе говорится еще очень многое, но я вижу лишь, как Нэн обнимают родители. Сейчас они радуются успехам дочери, а не переживают о Тиме. Нэн в родительских объятиях выглядит такой счастливой! Я оглядываюсь – где Тим, почему он не замкнет семейный круг? – но его нигде нет.

Мама вещает о свободе, о выборе, о силе американцев. Клэй, устроившийся в заднем ряду, улыбается и поднимает большие пальцы.

Участники парада медленно спускаются к гавани, где торжественно бросают в океан венок в память о погибших воинах. Винни Тейксер из начальной школы играет на горне «Сигнал отбоя». Потом все повторяют Клятву верности флагу, и официальная часть празднования Дня независимости перерастает в веселье: все получают сладкую вату, холодный лимонад и фруктовый лед из контейнеров, установленных «Кондитерской Доана».

Трейси и Флип чуть ли не убегают от мамы. Трейси оборачивается, что-то кричит, машет рукой. Мама в центре толпы пожимает руки, раздает автографы и… целует младенцев. Младенцев мама не любит, но об этом не догадаешься, глядя на то, как она охает и ахает над маленькими, лысыми, слюнявыми гражданами нашей страны. Я гадаю, должна ли стоять рядом с мамой целый день. Мне бы снять свое уродское детское платье и перебраться в прохладное место…

Сильные руки обнимают меня за талию, губы щекочут мне затылок.

– Сэм, ты сегодня не в форме? А я думал, кем ты нарядишься: Статуей Свободы или Мартой Вашингтон? – смеется Джейс.

Я поворачиваюсь лицом к нему:

– Прости, что разочаровала.

Поцелуи. Еще поцелуи… Я превратилась в девушку, целующуюся на городской улице. Я отстраняюсь, оборачиваюсь и смотрю на маму.

– Ты тоже охотишься на Тима? – спрашивает Джейс.

– На Тима? Нет…

– Он проходил мимо нашего с папой стенда. Выглядел мрачновато. Нужно его разыскать.

Мы стоим у турникета в конце Мейн-стрит. Я взбираюсь на стойку из белого кирпича, Джейс пользуется своим высоким ростом, чтобы оглядеться, но Тима нигде нет. Наконец я замечаю его: черный смокинг выделяется на фоне яркой летней одежды. Тим разговаривает с Троем Родсом, бессменным местным наркодилером.

– Вон он! – Я подталкиваю Джейса.

– Класс! – Джейс закусывает губу. – Он в чудесной компании.

Трой небось и в городскую школу товар поставляет. Мы с Джейсом пробираемся сквозь толпу, но, когда доходим до Троя, Тим снова исчезает.