Хантли Фицпатрик - Моя жизнь по соседству

– Наверное, они просто друзья, – неубедительно говорит Нэн.

– Пошли за мороженым!

Я бросаю на Клэя еще один взгляд в надежде наслать порчу на самые дорогие ему органы, если, конечно, он изменяет моей маме. Потом я следую за Нэн. А что мне остается?

Я пытаюсь выбросить Клэя из головы, по крайней мере, пока не вернусь домой и не подумаю. Слава богу, Нэн о нем не заговаривает. В «Доане» становится легче. Кондитерская – два этажа спереди, один сзади, и все под одной крышей – стоит на пирсе, отделяющем устье реки от океана. «Доан» специализировался на штучных конфетах в пору, когда такие конфеты существовали. Теперь главная фишка – Варгас, цыпленок, клюющий леденцы. То есть это игрушечный, побитый молью цыпленок с настоящими перьями. Его патологическая страсть к древним леденцам активируется с помощью двадцатипятицентовика. Почему-то туристам он нравится, равно как и мягкое мороженое от «Доана», тянучки и прекрасный вид на маяк.

Нэн роется в сумочке:

– Саманта, у меня было двадцать долларов, а сейчас ничего! Убью Тима!

– Не беспокойся, – говорю я, доставая из кармана несколько купюр.

– Я верну, – обещает Нэн, забирая деньги.

– Без проблем, Нэнни. Так ты мороженого хочешь?

– Да, в конечном итоге. Знаешь, вчера вечером Дэниэл возил меня в Нью-Хейвен кино посмотреть. По-моему, нам было здорово, а сегодня он прислал мне одну-единственную эсэмэску: «Я тя лю». Даже не написал как следует. По-твоему, в чем дело?

Для меня Дэниэл непостижим. Он из тех умников, рядом с которыми чувствуешь себя тупой.

– Может, он спешил?

– Со мной? Разве в отношениях с девушкой спешат?

Нэн складывает в пакет баррели корневого пива, мармеладных мишек, шарики солодового мороженого, залитого шоколадом. В общем, затаривается быстрыми углеводами в лечебных целях.

Как ответить, я не знаю и в итоге, не глядя на подругу, выдаю то, о чем давно думаю:

– По-моему, с Дэниэлом ты вечно на нервах. Это как, нормально?

Нэн внимательно наблюдает за Варгасом, у которого явно приступ эпилепсии. Он уже не клюет леденцы, а судорожно качается туда-сюда.

– Откуда мне знать? – наконец отвечает подруга. – Дэниэл – мой первый бойфренд. У тебя были Чарли и Майкл, еще Тейлор Оливиера в восьмом классе.

– Тейлор не в счет. Мы целовались один раз.

– А он всем болтает, что у вас было по полной программе, – заявляет Нэн, словно это доказывает ее правоту.

– Конечно же я и забыла. Вот так принц! Любовь моей жизни, разумеется. Как вы в кино-то сходили?

Конвульсии Варгаса замедляются, потом раз – и прекращаются.

– В кино? – Нэн словно не понимает, о чем речь. – Ах да, посмотрели «Печаль и жалость». [6]Нет, мне понравилось, трехчасовой черно-белый фильм про нацистов, а вот потом мы отправились в кофейню с аспирантами Йеля. Дэниэл вдруг стал таким манерным и давай ронять словечки вроде «тавтологический» и «подтекст».

Я смеюсь. Нэн привлекали именно мозги Дэниэла, но его высокопарность уже стала притчей во языцех.

– В итоге пришлось тащить его в машину и провоцировать на поцелуй, только чтобы он перестал разглагольствовать.

При слове «поцелуй» я представляю себе губы Джейса Гарретта. Красивые губы. Нижняя губа полная, но не пухлая и не надутая. Я поворачиваюсь к Нэн. Она склонилась над желейными бобами. Тонкие светло-рыжие волосы убраны за ухо, палец с обломанным ногтем во рту. Нос у нее обгорел и слегка шелушится, веснушки темнее, чем были неделю назад. Открываю рот, чтобы сообщить: «Я встречалась с тем парнем», – но слова не идут. Даже Нэн не в курсе, что я наблюдаю за Гарреттами. Не то чтобы я скрывала это от нее, просто в разговоре никогда не упоминала. К тому же «Я встречалась с тем парнем» может привести к чему угодно. Или ни к чему вообще. Я снова смотрю на леденцы.

– Ну, что скажешь? – спрашивает Нэн. – Купим Тиму желейные бобы? Деньги-то твои.

– Давай купим. Но только страшные зеленые.

Нэн закрывает пакет:

– Саманта, что нам с ним делать?

Я зачерпываю бобы со вкусом зеленого яблока и насыпаю в белый бумажный пакет. Когда мне было семь лет, меня ужалила медуза. Тим плакал, потому что ни его мама, ни моя не позволяли ему пописать мне на ужаленную ногу. А ведь он слышал, что моча – лучше лекарство от медуз. «Мама, я же в силах ее спасти!» – канючил он. Потом мы с ним много лет шутили: «Помни, я в силах тебя спасти!» Сейчас Тим не в силах спасти даже самого себя.

– Если зеленые бобы не волшебные, то не знаю, – вздыхаю я.