Михаил Чулаки - У Пяти углов

Пауза — люди обычно теряются перед магнитофоном — в современный-то технический век! Во чудики. Ага, опомнилась, заговорила:

— Лизка, тебя нет дома? Так и поверила! Отсиживаешься. Сними трубку, поговорим нормально. Молчишь? Ну как хочешь!

Все — отбой тревоги. Ева Марфушкина. И зачем мочка держит ее в лучших подругах?! (Мочка — осталось с детства: мамочка. Называл «мочка» и целовал в ухо; сейчас не целует, конечно, но иногда называет.) Давно бы отзнакомить от себя эту Еву! Федя сочинил еще в четвертом классе, еще при отце, когда жили все вместе: «Тетя Ева — недавно старая, давно не дева!» Отец хохотал, а потом сказал мочке серьезно (Федя подслушал — нечаянно): «А что? Талант! Почитай эпиграммы самого хоть бы Пушкина — в этом роде. Вдруг вырастет у нас поэт?» Не вырос. А мочка тогда ужасно сердилась: как Федя мог про ее подругу? Как это «не дева», что он понимает? Все он тогда понимал! Дураки взрослые, если не понимают, что дети все понимают!.. Отец отчалил, а Ева все в лучших подругах.

Федя пошел за шкафы в свой угол — комната у них одна, но при помощи шкафов сделаны ни две, ни полторы! — улегся на диван, собираясь подумать: он любит думать со всеми удобствами. Думать он собирался про веломобиль: делать в нем цепную передачу или карданную? Цепную — легче, но с цепью переключение скоростей ненадежное…

Собрался подумать, но снова зазвонил телефон.

«Внимание, с вами говорит…»

— Федька, брось ты, знаю я твои штучки! — Стелла. — Сам сидишь и слушаешь. Сними трубку, и поговорим нормально.

Снимет он трубку, как же! Не дождется.

— Ну чего, так и будешь в молчанку? Устроил свои автоматы, так думаешь, всех перехитрил? Потом валяться будешь под дверью, звонить день и ночь, а я и не повернусь. Ноль внимания — кило презрения! Ну, будешь говорить?.. Как хочешь. Сам дурак.

А ведь Федя врезался в нее недавно, как сопливый семиклассник, честное слово! Зато отчего раскрылись глаза? От этого самого автомата! Разговаривает Стелла слово в слово с Евой Марфушкиной! И голос делается такой же. На вид разные, а услышал — слово в слово! И сегодня, и всегда: «Сними трубку, поговорим нормально», — слово в слово. Ну как только понял, что мозги у них устроены одинаково, — сразу слинял. Будет он в ногах валяться, как же, пусть поищет дураков в другом месте!

Телефон некоторое время молчал, Федя успел почти решиться, что нужно ставить кардан и настоящую коробку передач, когда снова звонок и голос Лжедмитрия:

«Внимание, с вами говорит…»

Кто-то на том конце слушал взодку — то есть слушала, потому что по дыханию Федя узнал: Марина. Она волнуется, оттого что нужно диктовать автомату, вот и дышит — похоже, как Рыжа, отцовская собака, когда раскроет пасть и язык на сторону.

Пауза дольше, чем обычно. Потом:

— Тео, это я, Марина. Я звоню, потому что у нас в «Сатурне» на девять пятьдесят «Потерянный сын». Индийский фильм. Если вернешься, я буду ждать до без одиннадцати минут. А потом не знаю, наверное, пойду одна, потому что все равно хочу посмотреть. Девочки очень хвалили, сказали, весь зал плакал. До без одиннадцати, слышал?

Вот такой кадр: и билеты сама купят; и пригласит, и будет ждать до без одной минуты — все не как Стелла, а наоборот.

А называть себя «Тео» Федя сам ее научил. Не каждый знает, что Теодор — то же самое, что Федор, как Жан и Иван. Федя и сам узнал недавно, сказал Славка Ставицкий, новый знакомый; сначала — заказчик, а теперь стал настоящий друг, хотя и старше почти на полжизни: двадцать семь ему, отслужил давно. Не где-нибудь, а в десанте! Одно и то же — Федор и Теодор, а какая разница: «Федька», как обзывала Стелла, или «Тео»!

И все-таки Федя колебался, идти или не идти с Мариной на «Потерянного сына». Индийские фильмы всегда доводят до слез, а Марине и нравится: не поплакала в кино — вроде зря сходила; или уж хохотать — тоже до слез. А Феде плакать не нравится — ни в кино, ни везде, но индийские фильмы так устроены, что не хочешь, злишься на себя, а заплачешь. Выпустишь слезищу. Марина сказала, что это и есть сила искусства. А Федя считает, что заставлять плакать, если не хочется, даже бесчестно — все равно как если человек смеется не от смеха, а от щекотки.

Когда Федя ходил весь врезавшийся в Стеллу, он бы не колебался, он бы побежал смотреть с нею даже китайский фильм, если б позвала. Но то-то и хорошо, что с Мариной он остается при своей воле, а то со Стеллой был как парализованный: она дергала за нитки, а он плясал, — есть такие куклы, показывали по телеку.