Михаил Чулаки - У Пяти углов

Вообще-то Вольту нравится Мокроусов — и сам по себе, и потому, что болезнь у него не от аморального отношения к здоровью, а осложнение фронтовой раны — но неприятно резануло это съекономил: серьезное дело, а он ерничает Пришлось заставить себя улыбнуться с профессиональной бодростью:

— Ладно-ладно, сейчас научу вас, куда девать время. Идемте, Егор Иваныч.

Полагался бы психотерапевту отдельный кабинет, но у больничного начальства не нашлось помещения, поэтому обычно Вольт «разводит психологию», как выражается Яков Ильич, в углу столовой. Ну ничего, под сенью тамошних пальм даже уютно, особенно в солнечный день, как сегодня. Резкие тени разрисовали больничную пижаму старика Мокроусова, тот сам заметил, ткнул пальцем в рукав:

— Не пижама, а маскхалат. Зимой-то белые, а летом — вот такие тигры с леопардами.

Старик Мокроусов посмотрел довольно: видно, ему самому нравилось сравнение с тиграми и леопардами — да, наверное, сам и придумал. Маленький, сухой — со спины он казался мальчиком, да и обо всяких приключениях рассказывал по-мальчишечьи.

— Ну вот, Егор Иваныч, вы сами и заговорили. А как наша идея? Не пугает больше?

— «Наша»! Не «наша», а ваша, Вольт Платоныч! Мне бы такое и в голову никогда!

Идея и вправду была Вольта. Но ему казалось, она подходит к характеру Мокроусова и потому должна стать и его идеей: Мокроусов тут развлекал все отделение рассказами о своих фронтовых случаях — и потому естественно было бы ему эти свои случаи записать.

Цель у Вольта была двойная. Ну, во-первых, это его обычный метод: найти такое занятие, которое отвлекло бы пациента от болезни, составило смысл существования — «чтобы было для чего выздоравливать». А если выздоравливать не для чего, если смысла в существовании мало — то организм и не очень борется за существование. И правильно делает! Последняя фраза шокирует банальных гуманистов, но в самом деле: зачем нужно бессмысленное существование? Это все во-первых. Ну а во-вторых, Вольту действительно очень хотелось, чтобы старик Мокроусов записал свои фронтовые случаи: чтобы сохранить как можно больше живых деталей о том времени. Вот когда раскрывались человеческие возможности, вот когда не единицы, а тысячи и тысячи совершали максимум того, на что они способны! Те самые резервы организма, которые Вольт теперь изучает, тогда мобилизовывались и вводились в бой наряду с резервами главного командования!

Ваша, Вольт Платоныч, идея. Мне бы такое и в голову никогда! Я, конечно, очень расценил, что вы так высоко обо мне думаете, будто я могу, но какой же я писатель?

Ну как можно упираться, когда такое замечательное дело?!

Перестаньте, при чем здесь «писатель»! Никакой вы не писатель, слава богу, а запишите то, что с вами было. То, что рассказывали здесь. И чего не рассказывали пека — тоже.

— «Запишите»! Говорить — оно просто, язык сам вертится, его смазывать не надо. А записывать…

— Вам бы только что попроще! Я о вас лучше думал, Егор Иваныч, честное слово. Постараться надо! Взять да постараться, заставить себя! Меньше о своих болячках думать! А то слишком много к ним внимания, вот и разошлись, разболелись! Как балованный ребенок: чем больше утешать, тем громче ревет. Избаловали вы их, болячки свои!

Обыкновенные слова. Весь секрет: как их сказать! Вольт и сам не имел права ни на секунду в них усомниться. В такие минуты он приходит в восторженное состояние — словно летит с горы на лыжах: не остановиться, не перевести дух.

— Да вы понимаете, что такое — солдатские записки?! Генералы столько написали, что, если посмотреть в библиотеке, подумаешь, что генералов больше, чем солдат. Это ж будет такой документ! А вы не хотите постараться… Да, еще такой вопрос: вы хоть раз болели на войне? Гражданской болезнью?

Нет, Вольт Платоныч, не до того было.

— Вот! Попали в самую точку: не до того! Когда вся жизнь в одной мысли, в одной цели, тогда не до того! И если сейчас начнете по-настоящему стараться, чтобы все мысли об этой работе, снова станет не до того. Не до гражданских болезней. Ведь понятно же, да?

Старик Мокроусов торопливо закивал головой: Понятно, Вольт Платоныч, очень понятно. Да не умею же я! Языком болтать — оно проще.

— Чушь! Буквы знаете? А больше ничего не надо. Только чтобы такими же словами, как здесь Марине. Такими же! Чтобы не старались красиво да правильно! Так и запомните: всякая ошибка, всякая неграмотность вам в плюс, а всякое красивое слово — в минус. От красивых слов только хуже пойдут язвы!..