Михаил Чулаки - У Пяти углов

Во как сказано! Даже без обычного для Ксаны диалектического противоречия.

На это Филипп мог бы возразить очень многое. Хотя бы то, что эгоизм — в болезни. Заботиться о своем здоровье — значит, думать не столько о себе, сколько о близких, потому что болезнь прежде всего отражается на них! Вот Ксана толком не лечится, потому что некогда ей думать о своем здоровье, а кто страдает? А если бы Филипп, вместо того чтобы таскать продукты из магазинов, рассуждал бы о том, что он болен, потому что некогда ему думать о здоровье? И приходилось Ксане ходить по магазинам, раз он болен, раз он не эгоист, который скучно занят своим здоровьем!.. Но Филипп ничего не сказал, чтобы не затевать ненужный разговор.

Ксана еще покрутилась в комнате и снова ушла куда-то в недра квартиры. Филипп остался в комнате один, никто не мешал, но работать он не мог. Две-три фразы, а настроение испорчено на полдня. Хотя бы работу его она могла бы уважать! Неужели непонятно, что нельзя его отвлекать! Он не машина: нажал одну кнопку — разговаривает, нажал другую — пишет музыку! Кто-то другой давно устроил бы на эту тему дикий скандал, но Филипп не может: ведь пришлось бы объявить, что работа его необычная, творческая, черт бы побрал это слово, что он потому особенно впечатлительный, одна неудачная реплика выводит его из равновесия, — и ведь все это так и есть, но нельзя этим козырять, это дурной тон; выставлять свои болезни, свою особую впечатлительность, принадлежность художественной натуры — не унизится Филипп до такого!..

Зазвонил телефон. Никто не подойдет, кроме него, — уж как всегда. Сейчас и сказать нельзя, что звонок помешал работать: все равно он не работал, а только сидел и злился.

Но вот редкий случай: на полшага его опередила Вероника Васильевна.

— Алло?.. Да, сейчас… Филипп, тебя! И так торжественно: «Компрзитора Варламова»!

Сказано было с недоуменной насмешкой. Вероника Васильевна знает Филиппа с детства, называет, естественно, на «ты» и по имени и до сих пор не может осознать, что Филипп — настоящий композитор: ведь сосед, ведь вырос на ее глазах — какой же может быть настоящий?

— Спасибо большое! — Филипп улыбнулся, показывая, что ему тоже забавно торжественное обращение, — а как иначе? Не ударишь же себя в грудь: да, я композитор: — Алло?

— Композитор Варламов?

Голос незнакомый, мальчишеский. Филипп сразу понял: они.

— Да, это я.

Он мгновенно охрип. Если б звонили знакомые, то не узнали бы голос, усомнились бы, с ним ли говорят. Но эти — незнакомые.

— У вас пропала собака?

— Да.

— Маленькая, рыжая?

— Да.

— Она у нас.

— Как хорошо! Как я вам…

— Хорошо или нет — посмотрим. Мы не собачьи гуманисты.

— Но я заплачу! Мы договоримся!

— Вот именно. Рыжие шапки хорошо идут, так чтобы нам без убытка.

— Я же говорю вам…

— И поимейте в виду: чтобы мех хороший, ее полагается обдирать живьем. По технологии.

Филиппа от ужаса чуть не стошнило. Он и не знал, что может стошнить от ужаса. Медвежья болезнь наоборот. Или от отвращения к этим подонкам?

— Чего молчите? Платить будете?

— Да.

— Так я говорю: чтоб нам без убытку. Я б не стал чикаться, ободрать и точка, да пацаны шумят: «Пусть, отдадим, раз композитор». Ну и нам работы меньше: все же обдирать, выделывать шкуру. Отдадим, но только чтобы без всяких этих — без глупостей. Ну, чтобы не навели мусоров.

«Пацаны шумят». Пацаны.

Эти пацаны живодерничают, а теперь еще захотели поиграть в жуткую современную игру: передача выкупа!

Точно как в кино или в последних известиях: передача выкупа за похищенную миллионерскую дочь.

— Я сделаю честно. Встречусь с вами один на один…

— Без встреч! Чтобы лица не запомнили,

— А вы в масках, — невольно подыгрывая, посоветовал Филипп.

— Дешевка… Вот так: выйдете сейчас и положите полтинник в ваш почтовый ящик внизу на лестнице. Адрес мы знаем.

— Полтинник — это пятьдесят рублей?

— Ну! Или не согласны? Меньше нам нет резона. Согласен. Согласен!

Положите полтинник и домой. Через десять минут ваша собака у двери. Привязана к ручке.

Филипп очень любит Рыжу. А тем более представить, как ее обдирают — по технологии] И скупым вроде никогда не был. Но ему невыносимо, чтобы его обманывали слишком уж нахально. Если бы слышала разговор Ксана, она бы сказала, что он не человек, а бездушный автомат, — раз обсуждает какие-то условия, спорит.

— Я положу — а где у меня доказательства, что собака действительно у вас? Может, вы просто прочитали объявление?