Клара Санчес - Последнее послание из рая

В субботу, после моего возвращения из кинотеатра, мать с покрасневшими ноздрями сообщает мне, что, возможно, выйдет замуж за доктора Ибарру. Я пытаюсь по выражению лица оценить ее состояние, но поскольку она так часто принимает наркотик, никогда не знаешь, когда она печальна, а когда весела.

– Так, с бухты-барахты? – спрашиваю я.

– Он давно уже меня об этом просил, но я не решалась сделать этот шаг.

– А теперь решилась, – говорю я. – И почему?

– Почему? Почему? – возбуждается она. – Потому что мне больше нечего делать. Такова реальность. Я провожу почти весь день в консультации. Что еще я выиграю, если выйду за него замуж. Ты сможешь уйти из видеоклуба, а я – из клиники.

– Не понимаю, почему ты так говоришь. Видеоклуб мне нравится. Я его ни на что не променяю.

Мать подходит ко мне с намерением обнять или что-то в этом роде, так что я отхожу к клетке с попугаем – он является самой крупной живностью, которую мы когда-либо держали, – и сую в клетку палец.

– Ты мог бы иметь собственный клуб, все, что захочешь.

– Но ты же не выходишь за него замуж только поэтому, – отвечаю я.

– Поступки в любых жизненных ситуациях мотивируются разными причинами. Вопрос состоит в том, чтобы одно компенсировало другое. Так вот, у меня компенсация будет, уверяю тебя.

Я понимаю, что возвращение моей матери к доктору Ибарре, иными словами, возвращение в прошлое, пустило ее на дно. Что она довольно стара, а молодость не вернешь. Единственное, что ее интересует, – это деньги. Хотя было бы еще хуже, если бы ее интересовал сам доктор Ибарра.

– Тебе придется быть с ним. Не забывай этого.

– И это никакая не трагедия. Он – человек очень миролюбивый и пунктуальный.

– Вольно же тебе. По-моему, это будет настоящий ад.

Потом я начинаю размышлять о преимуществах, о возможности остаться в этом доме одному и купить себе наконец собаку. Я мог бы прожить, как Эйлиен, за счет организации в Культурном центре цикла бесед о кино, чтения там лекций, даже сочинения книг. А может быть, исходить из того, что доктор Ибарра подарит мне видеоклуб. Думаю, я мог бы удержать себя от наркомании, катастрофические последствия которой, если верить тому, что говорят, быстро дают о себе знать. И уж конечно, я могу оставить себе машину. А на пятнадцать тысяч Эду я смог бы купить себе кучу одежды.

Ключ по-прежнему лежит в конверте в ящике стола. Я спрашиваю, не оставлял ли кто-нибудь для меня сообщения. И мать отвечает:

– Тебе? Тебе никто не звонит. Ты вне игры.

Мне всегда казалось, что подобные фразы рассчитаны на то, чтобы я начал действовать. Ибо когда я был еще совсем маленьким, мать все время настаивала, чтобы я был окружен друзьями. Наверное, у меня никогда не будет детей, дабы им не пришлось прилагать усилий, чтобы понять меня.

У меня появился друг в фильмотеке, который достает мне любую картину, какую бы я ни попросил. Он предложил мне заняться этим делом, но изучить предмет глубоко, для чего он устроит меня в одно из кинематографических училищ. Дело в том, что мне никогда в голову не приходило снова стать студентом. Я взрослый человек и не приемлю никакой иной жизни, кроме жизни взрослого человека. Взрослый человек должен иметь деньги, собственный дом, а не жить как трахнутый попрошайка, все остальное – дерьмо. Так что я вполне понимаю Эдуардо. Он имеет то, что хочет, то, что положено иметь мужчине, который переболел детством и отрочеством и теперь может позволить себе иметь то, что хочет. Нет никакого другого смысла в том, чтобы стать таким человеком, как мой отец или как мои мать и шеф. Так что я понимаю и их. Наступает момент, когда ничто не существует отдельно от тела, совсем ничто, ни самые большие мечты, ни самые малые. И тело требует их исполнения. Думаю, Эду быстро почувствовал этот зов, возможно, даже еще тогда, когда был ребенком. Я тоже.

Человек проходит сквозь Великую память, сквозь всеобщую мечту, не отдавая себе отчета в большинстве случаев, что его пути пересекаются с путями других людей и что, не помня об этих других, он сам просто не существует.

Со мной пришел повидаться Ветеринар. Он в большом зале нашего дома, в котором раньше, по-моему, никогда не бывал. Рядом с ним – моя мать в своем старом, в обтяжку, одеянии, которое она теперь использует в качестве домашней хламиды. Ему и невдомек, можно поручиться, что она только что приняла дозу, потому что субботний день близится к концу, и сквозь окна видно, как ложатся первые тени, серые, подобно цвету солдатской униформы.