Ирина Лобановская - Жена из России

— Ну да, как же! — не поверила Маня. — Перед Новым годом, мы случайно встретились у подъезда, я училась в третьем классе…

Мать молчала.

— Прекрасно! Еще парочка неожиданностей! А вы, судя по всему, не так уж давно расстались, — съязвила Маша. — Почему это у тебя вдруг так резко ухудшилась память? Ты с его помощью стала настоящей женщиной, а я, значит, буду сюрпризом для любезного родителя! Насколько мне известно, он жил в Мытищах. По какому же адресу?

— Я не помню… — сгорбившись еще больше, пробормотала Инна Иванна. — Серая пятиэтажка на центральном проспекте…

Серая пятиэтажка?.. Маня растерянно взглянула на мать. Но этого не может быть…

Знаешь ли, понимаешь ли, помнишь ли…

— А… этаж?..

— Этаж… — Инна Иванна явно искренне старалась вспомнить. — Кажется, четвертый… Для чего тебе это?.. Так все равно никого не найти… И тебе никто не поверит… Масяпа, ты давно взрослая! Зачем тебе именно сейчас понадобился отец? Это нелепость! Тебя вырастил Павел, все уже в прошлом. У тебя большой сын. Как ты все объяснишь ему?

— Но он не внук моему… Совсем ты меня запутала! Я хочу правды! А отцы нужны всегда и всем независимо от возраста! И кто мой папенька по специальности? Тоже журналист? Родовая профессия?

— Да нет… — прошептала мать. — Он окончил МГИМО, но дипломатическое отделение… Маська, не делай новых глупостей… У него сын старше тебя на полтора года…

Сын?.. Которого зовут…

— И его величают Владимир Дмитриевич Любимов… — сказала Маша. — Здорово! Я всегда мечтала иметь старшего брата…

— Откуда ты знаешь?.. — в замешательстве прошептала Инна Иванна. — Да, его звали Вовкой… Ты что, знакома с ним?.. Ты мне никогда ничего не рассказывала…

— Я рассказывала… — вяло объяснила Маня. — Ты даже один раз его видела… Такой высокий, с турецким носом… Но на свете очень много мальчиков по имени Володя… И некоторые из них живут в Мытищах…

В метро на Машу смотрели чересчур странно. Она стала раздражаться на эти непонятные, преследующие ее взгляды, пока не поняла, что умудрилась как-то войти в метро, забыв закрыть зонт, и ехала под ним на эскалаторе. Из вагона электрички Маня вылетела, тоже сохраняя облик ненормальной, на последней скорости промчалась через пешеходный мост и остановилась только на проспекте. Раньше он назывался Новомытищинский… Серые пятиэтажки… Но их несколько… Которая из них?..

Маша потопталась на месте и решила вернуться назад, к мосту. Путь на проспект здесь, кажется, всего один… Нужно дождаться Володю.

Холодно и сыро… У нее вскоре заломило ноги, зубы начали непроизвольно выбивать довольно ритмичный танец. От электричек довольно часто наплывали темные густые толпы народа, но Володи среди них не было… Маша автоматически нервно постукивала сапогом об сапог и подпрыгивала на месте, напряженно вглядываясь в уставшие, смятые лица идущих ей навстречу. Люди не обращали на Маню никакого внимания, они безразлично тащили сумки и тосковали по домашнему теплу.

Старший брат показался уже поздним вечером, когда Маня, отчаявшись, собралась уезжать в Москву.

— Машка? — вглядевшись в ее лицо, удивленно сказал Володя и остановился. — Ты что здесь делаешь?

Она молча шагнула ему навстречу.

Какая красивая у него ранняя седина… Белая прядь резко и властно несимметрично перерезала жесткие волосы. Под чахлым светом фонаря в них мерцали редкие дождинки, внезапно ярко вспыхивающие лиловыми отблесками.

— Ты прямо вся синяя! — испугался Вовка. — И мокрая! Давно ждешь?

— Синяя — это от фонаря… Я забыла дом и номер квартиры… — прошептала Маня.

— У нас все теперь от фонаря! А номер телефона ты не забыла? Хотя наши звонки отзвенели довольно давно… — пробормотал Володя и взял Машу за руку. — Пошли, бестолочь! Побыстрее двигай ножками, а то запросто превратишься в живой труп.

Похоже, что дома у него никого не было. Маня вошла и огляделась: все так же аккуратно, чисто, словно и не прошло столько лет… Все те же — хотя, может, уже другие, новые — ковры и паласы под ногами… По ним так приятно ходить босиком или в колготках… Она с удовольствием сняла сапоги и вспомнила недавнюю, такую вчерашнюю юность.

Вовка сунул Мане тапочки, усадил на кухне, быстро согрел чай и достал из холодильника хлеб, колбасу и масло. В маленькие рюмки он плеснул коньяк и шлепнулся на табуретку напротив. На плите заворчали кастрюли.

— Пей! — приказал он, внимательно рассматривая ее. — И поживее! За нас с тобой! Вот уж не чаял, не гадал… Когда напьешься и наешься, расскажешь, зачем пожаловала. Ух, как я люблю горячую картошку!