Герман Мелвилл - Джимми Роз

Однако все переменилось: время — вот подлинный плагиатор Времен [ так ] года в нашей жизни.

Внезапные деловые затруднения при безрассудной расточительности Джимми оказались для него гибельными. По тщательном рассмотрении выяснилось, что он не в состоянии заплатить больше пятнадцати шиллингов за фунт. И все же Джимми мог бы покрыть недостачу — оставшись, разумеется, без гроша в кармане, — не случись так, что во время зимнего шторма два принадлежавших ему судна с товарами из Китая затонули близ Песчаного Мыса у самого входа в порт.

Джимми был разорен.

Произошло это давно — как раз во время моего очередного приезда в город. Не прошло и недели с тех пор, как я навестил Джимми. Я застал его в дружеском кругу: когда ужин подходил к концу, некая дама в парчовом платье провозгласила памятный мне тост: «За благородного хозяина этого дома! Пусть всегда цветет румянец на его щеках и доброта в его сердце!» И все они — эти милые леди и обаятельные джентльмены — дружно и весели подняли бокалы, а растроганный Джимми со слезами признательности на глазах кротко взирал на сияющие восторгом лица гостей за столом, уставленным столь же сияющими и столь же восторженными графинами.

Ах, бедный Джимми — господь, спаси нас и сохрани, — бедный, бедный Джимми Роз!

Итак, не прошло и недели, как меня поразила, словно громом, дурная весть. Однажды в сильный снегопад я пересекал Боулинг-Грин, неподалеку от дома Джимми на Бэттери [8] Бэттери — нью-йоркский парк, расположен в южной части Манхэттена на месте стоявшего здесь форта. , и тут заметил неторопливо идущего мне навстречу джентльмена, в котором я сразу же узнал того гостя, что первым порывисто встал, когда произносился тост в честь хозяина. Тогда бокал его был наполнен до краев, а глаза блестели влагой умиления и радости.

Сей достойный джентльмен неспешно двигался по Боулинг-Грин, поигрывая ротанговой [9] Ротанг — лианы рода каламус семейства пальм. В тропиках Старого Света. Многие ротанги, так называемая ротанговая пальма и др., идут на изготовление мебели, используются как строительный материал и т. п. (Прим. выполнившего OCR.) тростью с серебряным набалдашником; завидев меня, он остановился.

— Ах, дружище! Что за редким вином угощал нас Джимми в прошлый раз! Но теперь всё… Слышали новость? Джимми разорен. Дочиста, будьте уверены. Зайдем в кофейню, я расскажу поподробнее. А если хотите, откупорим бутылочку бордоского и заодно договоримся о сегодняшней санной прогулке в Кейто. Ну как, согласны?

— Нет-нет, благодарю вас, — отвечал я, — я… я… я занят.

Я стрелой помчался к дому Джимми. На все мои расспросы привратник отвечал, что хозяина нет, где находится — неизвестно, а дома не появлялся вот уже двое суток.

Снова бросившись на Бродвей, я принялся расспрашивать встречавшихся знакомых: все в один голос подтвердили известие, однако никто понятия не имел, где сейчас Джимми — похоже было на то, что никому до него нет дела. Вскоре мне попался один негоциант, который недвусмысленно намекнул, что скорее всего Джимми, прихватив с собой после банкротства кругленькую сумму, благоразумно скрылся. Следующий, кого я встретил — настоящий набоб, — прямо-таки с пеной у рта яростно обрушился на Джимми, едва только я упомянул его имя: «Вот уж мошенник так мошенник! Плут, отъявленный негодяй, сэр, ваш Джимми Роз — вот он кто! Но ничего-ничего, далеко от нас он не уйдет». Позже мне стало известно, что в результате банкротства Джимми этот разгневанный джентльмен понес финансовый урон в размере семидесяти пяти долларов и семидесяти пяти центов. Рискну добавить, что данная сумма вряд ли покрыла бы стоимость съеденного и выпитого им за обедами у Джимми, особенно если учесть, что сам он любил приложиться к бутылке, а заморские вина Джимми стоили баснословно дорого. Припоминаю даже, что не раз собственными глазами видел, как этот самый почтенный джентльмен посиживал за столом рядом с сияющим Джимми, притворяясь увлеченным задушевной беседой, а сам исподтишка торопливо наливал себе бокал за бокалом, словно спешил, пока еще щедрая звезда Джимми стоит в зените, своекорыстно этим попользоваться.

Наконец я столкнулся с человеком, который славился доскональной осведомленностью во всем том, что касалось тайных сторон жизни людей, известных в обществе. Он тут же увлек меня в сторону, к огражденной перилами церкви святой троицы, подальше от снующей толпы, и шепотом сообщил мне, что накануне вечером Джимми входил в один из своих домов на N-стрит, тогда пустовавший. Видимо, следовало заключить, что Джимми именно там сейчас и скрывается. Услышав об этом, я немедленно устремился в нужном направлении и вскоре остановился у того самого дома, где на стенах одной из комнат цвели розы. Ставни были закрыты наглухо, полумесяцы прорезей затянуты паутиной. Повсюду царило унылое запустение. Дорожка к подъезду была не расчищена, крыльцо замело снегом — и следов нигде не было видно. Представлялось очевидным, что если внутри и есть кто-то, то человек этот одинок и всеми покинут. Прохожих на улице почти не попадалось: уже тогда мода отвергла эти края, а коммерция еще не вторглась в былые ее владения.