Александр Пелевин - Калинова яма

— Что… Что вы здесь делаете? — Кестер в панике оглядывался по сторонам и смотрел на Гельмута, как на демона из кошмарного сна.

— А вы что здесь делаете? Почему вы здесь спали? Как вас вообще сюда занесло?

В глазах Кестера вдруг на секунду вспыхнула ярость, вновь сменившаяся испугом. Он сунул руку в карман мятого пиджака и задышал ровнее — видимо, нащупав там что-то важное.

— Вы. — Он вновь тяжело задышал. — Вы сами оставили меня. Одного!

— Но я оставил вас в гостинице в Москве.

— А где я сейчас, по-вашему? — Кестер перешел на крик, с губ его слетела слюна.

Только сейчас Гельмут заметил, что Кестер, судя по всему, был пьян: от него разило перегаром, глаза блестели бессмысленной злобой, дрожали губы.

— Клаус, вы пьяны.

— Я пью с того самого момента, как вы оставили меня. Мне страшно. Мне очень страшно.

Кестер посмотрел на него уставшим и затравленным взглядом, требующим сочувствия. Его настроение менялось каждую секунду.

— Чего вы боитесь? — Гельмут подошел к нему ближе, заметив, что рука его в кармане ослабла.

— Всего. Всего. — Кестер снова стал затравленно оглядываться по сторонам. — Этих, в синих фуражках. Этого, с одним глазом. Вас.

Он уставился на Гельмута сумасшедшим взглядом, и губы его еще сильнее задрожали.

— Меня?

Кестер медленно закивал и вновь тяжело задышал.

— Не приближайтесь ко мне, — ответил он, облизав губы. — У меня пистолет. Я не верю никому. И вам. Особенно вам. После того, как вы оставили меня. Одного. С этими предателями. Они впустили сюда их. Отдали меня им. Вы не представляете, что они делали. Вы не представляете, что это за люди. Это звери.

— Кто?

— Сами знаете. Орловский. Я говорил вам о нем? Говорил? Говорил! — Он опять сорвался на крик. — Это чудовище! И этот, одноглазый, с ним… И во всем виноваты вы, вы, вы, будь вы трижды прокляты!

— Я?

— Они спрашивали о вас. А я, а я что. А я. — Он вдруг опустил голову, и голос его задрожал. — А я все рассказал.

Гельмут молчал. Он ничего не понимал.

— Что именно рассказали?

— Все, — ответил Кестер, не поднимая головы. — Они все о вас знают. Абсолютно все.

Гельмут сжал зубы. Перед ним на диване, прижавшись к стене, сидел некогда первоклассный дипломат и отличный разведчик, а теперь — пьяный старик в грязном и помятом пиджаке. Ему захотелось немедленно пристрелить его, чтобы не мучился.

— Значит, они приходили к вам и допрашивали?

— О, знали бы вы, как они допрашивают!

— Кстати, вы же видели Орловского? — В голову Гельмута пришла мысль выудить из разговора хоть какую-нибудь полезную информацию. — Как он выглядит?

— О, он сущий дьявол! — Кестер криво усмехнулся и утер слюну с подбородка. — Он высокий, с седыми висками, в очках, с сумасшедшими блестящими глазами. Он настоящее воплощение ада. Если вы увидите его — узнаете сразу. И с ним этот одноглазый. Все шутил. Смеялся. Господи, господи.

Кестер опустил голову на грудь, его плечи затряслись.

— Вы виноваты во всем. Все из-за вас, — повторил он дрожащим голосом.

Гельмут сделал шаг к дивану, чтобы успокоить старика, но тот вдруг вскинул голову, достал из кармана пистолет и прицелился.

— Ни шагу! Я выстрелю! Ей-богу, пристрелю вас прямо здесь! Не подходите!

Гельмут остановился.

— Клаус, послушайте меня. Вы пьяны. Вы напуганы. Попытайтесь взять себя в руки…

— Никакого, мать вашу, больше «взять себя в руки»! — взревел Кестер, размахивая пистолетом. — Черта с два, а не взять себя в руки! Ненавижу их, ненавижу вас, ненавижу всех, ненавижу себя!

Гельмут потерял терпение.

— Так застрелитесь же, как подобает солдату невидимой армии фюрера! — выкрикнул он.

Глаза Кестера заблестели.

— Отличная идея! — закричал он и направил дуло пистолета себе в рот.

Прежде чем Гельмут успел кинуться к нему, раздался оглушающий хлопок. Голова Кестера дернулась назад, на стену брызнуло красное вперемешку с желтыми ошметками. Кестер медленно завалился набок и застыл.

В воздухе пахло порохом.

Гельмут остолбенел.

«Черт, черт, черт, — мысли проносились в голове с бешеной скоростью. — А что, если за номером следят? А что, если сам Юрьев из них? Они наверняка услышали выстрел. Надо бежать».

Он оглядел комнату, увидел окно, кинулся к нему и принялся открывать проржавевшие задвижки.

«Второй этаж, прыгать не страшно».

Задвижки поддавались с трудом. Он наконец управился с нижней, дернул окно: не открывалось. Принялся за верхнюю.

Сзади вдруг раздался дребезжащий, слегка шепелявый голос: