Лю Чжэньюнь - Одно слово стоит тысячи

— Характер у тебя еще круче, чем у меня. Взять и такое серьезное событие решить на раз-два. Как бы тебе не пришлось потом раскаяться. — Сказав это, он вздохнул: — Сколько живу на белом свете, меня, Лао Циня, так еще никогда не понукали.

Итак, все решилось. Продавец доуфу Лао Ян все никак не мог взять в толк, как же это произошло. Цинь Маньцин, продолжая держать в руке прядь волос, обратилась к нему со следующей просьбой:

— Господин, если ваша семья собирается принять меня в свой дом, вы должны мне кое-что пообещать.

Лао Ян, смахнув выступившую испарину, спросил:

— Что же?

— Давайте считать, что сегодня у нас состоялась помолвка. Но ровно через четыре дня мы должны сыграть свадьбу, чтобы успеть к двадцать девятому числу.

Лао Цинь понял, что его дочь назначила эту дату специально, поскольку именно на двадцать девятое число планировалась ее свадьба с Ли Цзиньлуном. Однако Лао Ян несколько озадачился:

— Хозяин, все решилось так скоро, а у меня ничегошеньки не готово.

Лао Цинь презрительно плюнул в его сторону:

— Как будто тебе есть что готовить! Что же ты думаешь, раз твоя семья сватается к моей дочери, так я не могу взять на себя твои расходы?

На седьмом небе от счастья продавец доуфу Лао Ян вернулся из деревни Циньцзячжуан в свою деревню Янцзячжуан. Обычно те, кто сватался, козыряли или своим богатством, или полезными связями. У Лао Яна козырных карт не нашлось, зато обнаружился фарт. Такого исхода не ожидал не только Лао Ян, но и извозчик Лао Ма. При этом продавец доуфу Лао Ян был безгранично благодарен Лао Ма. И хотя в свое время у него вышла неудача с «Яньцзиньской новой школой», в которую он определил Ян Байли, зато сейчас на славу удалось сватовство с семейством Циней, на которое Лао Яна снова подвиг Лао Ма. Когда Лао Ян рассказал эту новость жене и Ян Байе, жена возликовала, а сын, напротив, был раздосадован. Раньше он дулся на отца из-за того, что тот не давал ему жениться, а теперь, когда отец лично раздобыл ему невесту, Ян Байе вдруг стал придираться:

— У меня ведь никаких изъянов нет, почему тогда мне подыскали невесту без мочки?

Лао Ян подскочил к нему и зарядил пинка:

— Мочки-то у тебя на месте, зато ума не хватает!

Ян Байе был совершенно никудышным, обидчивым ребенком. Со своим характером он только осложнял любые дела. И выбить из него эту дурь никак не получалось. Именно из-за своей никудышности он до сих пор оставался при отце и готовил доуфу, в то время как двое его братьев уже ушли из дома, пытаясь проторить собственную дорожку. Подумав еще раз, Ян Байе все-таки решил, что если сейчас не воспользуется этим шансом, то еще не понятно, когда он вообще женится. Ну и пусть жена у него будет без мочки, зато под одеялом у него теперь будет не пусто. К тому же, женившись, он сможет уйти от Лао Яна. Так что как ни крути, а согласиться стоило.

Двадцать девятого числа в семье Янов праздновали свадьбу. Весь день двадцать восьмого числа простоял ясным, а к вечеру посыпал снежок. Снег, не прекращаясь, шел всю ночь до следующего утра. Поскольку свадьба обещала быть необычной, на нее, невзирая ни на какой снег, решил поглазеть народ изо всех окрестных деревень. Похоже, что интерес вызывала даже не сама свадьба, а невеста без мочки, и даже не в мочке дело, а в целой цепочке событий, которую та спровоцировала. В тот миг, когда невеста стала спускаться из своего паланкина, толпа зашевелилась и разом подалась вперед, повалив окружавшую дом глинобитную стену. С заснеженной земли поднялся клуб пыли; в создавшейся сумятице одной старухе сломали ногу, поэтому невеста Цинь Маньцин вышла под крики и вопли. Если Лао Ян и Ян Байе раньше бывали в доме Цинь Маньцин, предлагая свой доуфу, то Цинь Маньцин в деревне Янцзячжуан никогда не появлялась. В минских и цинских романах она начиталась историй о том, как девушки из богатых семей, выходя замуж за бедняков, переезжали пусть в ветхий, но чистый дом; как их супругами оказывались бедные, но умные молодые люди. И пусть последние торговали маслом или заготавливали хворост, все как один были заядлыми книгочеями, а потому могли и стих сочинить, и картину нарисовать. Но едва Цинь Маньцин ступила на подставленную к паланкину скамеечку и подняла глаза, чтобы оглядеться, сердце ее заныло. Дом Янов и впрямь выглядел ветхо, покосившиеся пристройки заваливались в разные стороны, двор был весь в рытвинах и из-за растоптанного снега представлял из себя сплошное месиво. Цинь Маньцин, конечно же, догадывалась, куда едет, но такой грязищи все-таки не ожидала. Разочаровал ее и несуразный жених Ян Байе, который выбежал встречать ее с красной шелковой лентой. Раньше, когда Ян Байе приходил в их дом продавать доуфу, он всегда одевался без выкрутасов, а потому выглядел как простой нормальный парень. Сейчас же, в наряде жениха, в этом взятом напрокат парадном головном уборе и традиционном халате с красным шелковым бантом на груди, он выглядел как пугало. Подбегая к невесте, словно неуклюжая обезьяна, он раскрыл рот в идиотской улыбке. Почему в идиотской? Потому что улыбался просто по глупости. Собственно, нельзя сказать, что Ян Байе всегда выглядел идиотом, это выражение застыло у него на лице, едва он увидел, какое количество людей привалило на его свадьбу. Будь обстановка иной, он бы предстал в своем обычном облике. Потом он произнес какую-то приветственную фразу, чем окончательно разочаровал Цинь Маньцин. Заметив, что невеста становится все более печальной, Ян Байе, приняв это на свой счет, шепотом ей сказал: