Геннадий Андреев: Братья

Днем, во власти этого настроения, Камышов сказал — одному из своих друзей:

— Вообще говоря, можно подумать, что на свете стало так пакостно, что вполне можно закрыть глаза и бежать, куда попадется. Например, — поехать в Калифорнию апельсины собирать.

— Или репатриироваться, вернуться в СССР? — улыбнулся друг.

В воздухе парило. Дождя не было дня три, но к вечеру с моря наплывала влажная мгла, нагретые камни домов и мостовых превращали влагу в душный пар. Похоже было-что идешь сквозь молочные испарения — и вкус воздуха напоминал тепловатое, начинавшее киснуть молоко.

— Репатриироваться, понятно, пускай дядя репатриируется, — подходя к отелю «Рейхогоф», думал Камышов. — А вот на Донец, рыбку половить, я бы поехал! И с каким бы еще удовольствием! Сидел бы на бережку с утра до вечера и посматривал бы на поплавок и пущай бы ни один чебак не клюнул, леший с ними, с чебаками, только бы на солнышке благорастворение воздухов вдыхать и ни о какой механике не думать! Ух, добре бы было! — даже зажмурился он от удовольствия но тотчас же открыл глаза: у отеля и дальше, перед театром, толпились англичане, можно было на кого-нибудь наскочить.

Бессознательно прокладывая взглядом путь между зелеными куртками англичан, Камышов взял немного вправо, к краю тротуара, — вдруг глаза его вспыхнули, он вздрогнул:

— Неужто?

Шагах в пяти от него стоял советский офицер. Но не это взбудоражило Камышова: советских офицеров у отеля он видел нередко. Ни один из них не заставлял его так внезапно похолодеть, подобраться внутренне, напружиниться, как сейчас: на краю тротуара, в форме советского офицера, стоял Антон. Сомнений не могло быть: острый, с резко-вычерченным носом профиль брата, упрямо посаженную на плечах голову, прямую спину и крепкую выпуклую грудь Камышов узнал бы всюду. С взвихренным чувством и бешено заколотившимся сердцем Камышов прошел за спиной брата и остановился, около театра, у пестро размалеванной афиши. Кося глазами, он смотрел на офицера; мысли его скакали наперегонки с сердцем.

Сколько раз, проходя мимо «Рейхегофа», надеялся он встретить в одном из советских офицеров близкого друга, еще лучше — одного из братьев! Думалось: почему бы нет? Шансы не велики: почему из сотен тысяч советских офицеров обязательно один из братьев или друзей появится здесь? Но случай глуп, а желание такой встречи было у Камышова огромным, до наваждения, и он всегда неуместно пристально всматривался в советских военных. И вот — мечта сбылась! Камышов посматривал на брата и лихорадочно думал: что дальше?

Антон стоял, заложив руки за спину и беспечно поглядывая перед собой. Плотная, среднего роста фигура была исполнена внушительности и беззаботности одновременно: похоже, что человек ничем не занят и бездумно предается отдыху.

— Один или еще с кем? — неслось в голове Камышова. Его бросало в жар и холод, он дрожал от возбуждения. — Надо не выпустить. Если повернет в отель, дело дрянь, придется дежурить до утра. Не ждет он машину? Тоже плохо… Ну, голубчик, сдвинься с места! — взмолился он.

Словно поддавшись мольбе, офицер легко шагнул на мостовую, пересек широкую улицу и не спеша двинулся по другой стороне, чуть помахивая левой рукой и покачивая корпусом: человек явно отправился на прогулку. Камышов вздрогнул, на этот раз от радости.

— Теперь не уйдешь! — едва не вслух воскликнул он, сорвался с места, но заставил себя идти медленно. На углу он тоже пересек улицу и пошёл шагах: в ста позади брата.

— Организуем правильную облаву, — думал Камышов, еще боясь, как бы не потерять брата. — Во-первых, нет ли случаем слежки? — Он остановился у одной витрины, у другой, незаметно присматриваясь к прохожим, завернул за угол — слежки как будто не было.

— Ну, а дальше? — беспокоился он. — Как подойти? Советчик, на него каждый глаза пялит. Надо на, пустом месте захватить…

Сумерки сгущались, прохожие редели. Антон повернул к озеру, постоял, смотря на расплывавшиеся в воде отражения огней уже спрятавшихся в темноте зданий на той стороне, закурил папиросу и опять не спеша пошёл по берегу, почти сливаясь с темно зеленым фоном обрамлявших озеро кустов. Камышов оглянулся: прохожих поблизости не было. Приняв решение, он быстро догнал офицера, шагов за пять до него приостановился и тихо, немного насмешливым голосом, позвал:

— Антоша! — и удивился, говорить, оказывается, было трудно, от волнения перехватывало горло.

Офицер быстро повернулся. В его глазах мелькнуло настороженное удивление, лицо вытянулось и застыло. Минуту он всматривался в медленно подходившего брата, тихо и твердо спросил: