Вадим Смоленский - Записки гайдзина

На Тони галстука не было. По его мощной шее взбегал ворот шерстяного свитера, скрывая все подбородки, кроме самого главного, и подпирая румяные щеки, между которыми угнездился классической формы нос. Две щеки и нос — эта композиция настолько доминировала в архитектурном ансамбле его лица, что сказать про другие составляющие этого ансамбля было решительно нечего. Разве что рот еще носил известную нагрузку, да и то чисто функциональную — Тони им разговаривал и пил пиво.

— В меня, правда, не лезет уже, но с тобой выпью, — сообщил он мне. — А то ты к нам совсем заходить перестал. Я уж думал, случилось чего.

У подоспевшей с пивом хозяйки я поинтересовался, не заглядывала ли сюда Дженни. Та покачала головой.

— Какая еще Дженни? — Тони нахмурил щеки. — Это в очках которая?

— В очках — это Келли. А Дженни ты, наверное, не знаешь, она недавно приехала.

— Келли, Дженни… Черт знает что. И охота тебе дружбу водить с этими проститутками?

— Брось ты. Хорошие девчонки.

— Чего в них хорошего-то? Задницы жирные, рожи одна другой страшнее, а наглые — никаких сил нет. Ты давай-ка лучше на японок переходи.

— Да я же их не того… Я просто. Мне ее по делу надо видеть.

— Э-э-э… Все у тебя дела какие-то. Ты когда наконец начнешь жизнью наслаждаться?

— Вот сейчас прямо и начну. — Я поднял кружку. — Кампай!

— Кампай. Как это у вас там? Нздравье ?

Мы сшиблись емкостями и приникли каждый к своей. Он пил, работая щеками, как помпами. Они вздымались и опадали подобно крыльям кондора, напитывались пивом и расцветали, а римский нос помогал им ритмичным сопением. Я зачарованно следил, как пенная золотая жидкость увлекается в водоворот и исчезает без следа и воспоминания. Кондор мог лететь долго, но произошел подсос воздуха, и помпы остановились.

— Мама-сан, еще! Да, про что мы тут говорили-то?

— Про наслаждение жизнью.

— Точно. Так вот я тебе говорю: переходи на японок. Здесь есть некоторые очень даже ничего. Могу познакомить.

— Да ты меня уже знакомил с какой-то швеей-мотористкой.

— А, Микико… Ну и как?

— Ноги кривые.

— Ну конечно, лучше когда задница как у этой твоей — Дженни, или как ее там?

— Да у какой у моей? А потом — ты ведь ее даже не видел!

— И не желаю видеть. Я на этих проституток уже насмотрелся. Все права свои качают, достали вконец. Так бы в глаз и залепил… А что? Они равенства хотят, вот и будет им равенство. Пусть во всем равенство будет. А то устроились — как бабки лопатой грести у меня из под носа, так сразу равенство, а как по роже получить, так никакого равенства — она слабая женщина, а ты шовинист. И выходит, что она может тебе по роже съездить, а ты ей нет. Серьезно тебе говорю: если какая-нибудь твоя Дженни или Келли мне по роже съездит, то я от ее рожи вообще ничего не оставлю.

Его кулак выехал вперед, посылая в нокаут невидимую феминистку. Удар, однако, был неточен, и вместо злокозненной феминистки в нокаут отправилась моя ни в чем не повинная кружка пива. Брызги взметнулись фонтаном и едва не долетели до черных пиджаков. Японцы разом умолкли, но через мгновение убедились в своей неподмоченности и возобновили галдеж. Закаленная в испытаниях хозяйка молча вооружилась тряпкой и взялась за ликвидацию последствий. Тони пробурчал слова извинения, потом долго смотрел на ее работу, и похоже, в его щеках зрела какая-то мысль. Когда она созрела, он повернулся ко мне.

— Слушай, а у вас в России бабы тоже успели испортиться? Тоже одни проститутки остались?

— Почему ты так решил?

— Да потому… Взять хотя бы тебя. Ты же был женат?

— Ну был…

— А потом взял и развелся. Это разве нормально? Будь у тебя жена японка — стал бы ты разводиться? Вот тебе мой совет: второй раз женись обязательно на японке. Здесь единственное место, где нормальные бабы остались. Тоже, правда, портятся, но на наш век еще хватит. Можно жить, как японские феодалы жили. Вот я живу, как классический самурай. Я могу свою Фумико вообще по имени не называть. Скажешь ей: «Газету!» — несет газету. Скажешь: «Виски!» — наливает виски. Скажешь: «Эй!» — раздевается, ложится. И главное — душа спокойна. Она ведь все время дома сидит. Ну, выйдет там в магазин, на икебану свою сходит, иногда к подружке. А так все время дома. Ей же ничего не надо — лишь бы в доме порядок и мужу хорошо. Это жена, я понимаю!

— Ну, допустим, тебе повезло, — осторожно вставил я. — Твоя Фумико просто сокровище. А вообще я видел статистику. По числу внебрачных связей Япония на первом месте в мире.