Ярослав Астахов - Месть изгоняющему

И тут Арсений услышал крик Дайны:

– Рази! Скорее! В самое его сердце, если вообще оно есть у этой твари! Пока он тебя не видит…

Арсений понял тогда, что именно произошло. Сарга ретировался в тот самый угол, где в воздухе на коленях стояла Дайна, совершая молитву. Она заметила приближение демона и прянула вперед и впилась ногтями в его глаза, охватив страшную шипастую голову руками сзади. (Ох, Дайна, Дайна… я знаю, ты хотела как лучше!)

А в следующий миг все понял также сарга. Лишаясь нескольких фасеток своих стрекозиных глаз – он обретал вдруг победу, почти уже им упущенную. У порождения преисподней вновь появился шанс – и оно немедленно им воспользовалось. Молниеносный разворот – и демон оказался уже лицом к лицу с Дайной. Сарга приставил меч лезвием к ее горлу. И обернулся к Арсению, косясь и выпуская из щелей четырехчелюстной и беззубой пасти пузырящуюся слюну:

– Бросай меч!

Арсений был опрокинут внутренне. Он впал в какое-то странное оцепенение и он сделался, как будто, тупым… Столь резок был контраст меж ощущением победы, которую предвосхищал только что, и тем, что выпадало ему и Дайне теперь. (Я ничего не умею! Мне никогда не дорасти до Учителя! Я неудачник и те, кто со мной – страдают…)

– Брось меч, я тебе сказал! А то сейчас я перережу ей горло. А это ведь не ее тело – это ее душа, и значит ей грозит… смерть вторая! Об этой смерти сказано в Откровении Иоанна – священная для тебя книга, не так ли? – ты должен верить. Одно скользящее движение моего клинка – и ее душа отправится в такой Лабиринт, из которого вообще нет возврата… но где зато, странствуя, можно повстречать такие кошмары, каких еще не знали рожденные на земле – ни живые, ни мертвые… БРОСАЙ МЕЧ!

И пальцы руки Арсения разжались сами собою.

– Все, что угодно, бес. Я не пожертвую женой своей никогда, потому что мой Бог – Любовь! Ты видишь: я бросил меч.

Клинок Арсения лязгнул о плитки пола. Хирурги не увидали падения меча, разумеется, но они услышали звук. И вздрогнули от него, и одновременно повернули головы в направлении, откуда раздался звон.

И Веспову было ясно: стоящие посреди разгромленной операционной чувствовали, что рядом с ними шел бой – противоборство каких-то сил. И пусть они не могли понимать – каких, что именно происходит, но постигали накал сражения тем глубинным инстинктом, который врожден мужчинам.

У изгоняющего вдруг родилась надежда, немыслимая почти. Он только что бросил меч, он выполнил требование врага, но, в сердце своем, конечно, еще не сдался. Он сконцентрировал энергию мысли, стараясь передать ею ассистенту Грицко – как если бы через молнию – посыл к действию.

Арсений уповал при этом на то, что пребывает сейчас вне тела физического, а значит – подобен призраку. Ведь к мысленному приказу призрака, бесплотного духа – обыкновенно бывают люди куда чувствительнее, чем к таковому же от себе подобных!

Грицко вдруг хищно пригнулся. И он перехватил скальпель, который все еще сжимал в пальцах, острием вниз: наподобие того, как вор держит финку. Неузнаваемый теперь ассистент закричал и прыгнул – и скальпель его вонзился в черную спору сарги, лежавшую на полу операционной .

И за единое мгновение тогда произошло многое.

Повылетели стекла в операционном этаже корпуса.

Вдруг лопнула труба теплопровода, что проходил около, и к небу поднялся султан пара.

Сиреневые огненные шары разлетелись в четырех направленьях от того места, где только что на кафельном полу был черный тор споры. И эти молнии продырявили стены комнаты, даже и не обрушив их – такова была сконцентрированная в них сила!

Один из фиолетовых шаров разорвался в воздухе прямо перед фасадом здания, и в свете ослепительной вспышки случайному прохожему показалось, что каменный Пантелеимон усмехнулся и грозно просверкнул взор его пред тем, как снова опустил его святой в свой ларец, полный целебных снадобий…

Арсения отбросило в какую-то бездну и его сознанье там померкло… но перед этим изгоняющий успел видеть: около горла Дайны нет больше клинка сарги.

– Как ваше самочувствие? – произнес Андреев, стараясь сохранять свой обычный вид профессора на обходе, то есть – уверенный, доброжелательный и чуть важный.

– Нор… мально, – еле разлепил губы Веспов. И постарался изобразить пальцами правой знак: все о’кей! И в этот миг обнаружил, что у него не хватает половины фаланги на безымянном.

Невольная гримаса боли не ускользнула от глаз хирурга, и тут же эти глаза вдруг сделались немного растерянными и без вины виноватыми.