Сергей Кузнецов - Хоровод воды

Старенькая опрятная кухня, чем-то похожая на кухню моих родителей. Клеенка на столе, две женщины за столом. Раскосые глаза, широкие скулы. Похоже, русская кровь без остатка растворяется в их жилах. Если поискать, где-то найдется и фотография бабушки Джамили – молодой, в гимнастерке, с орденом Красной Звезды. Тоже точь-в-точь как дочь и внучка.

А может, это просто для меня все татарки на одно лицо?

Уже в прихожей Аня не выдерживает:

– Мам, а что ты так вырядилась – во все черное? У тебя что, траур?

Татьяна смотрит на дочь в упор, почти не мигая. Потом глухо говорит:

– Я же говорю: я очень его любила.

И тогда, наверное, Аня бережно закрывает дверь, идет к лифту, а я в это время паркую около своего дома «тойоту», еще раз представляю их разговор, думаю: разве женщине нужно сохранять контроль? Для мужчины сохранять контроль – навык сексуальной техники, способ долго не эякулировать, доставить партнерше удовольствие. Все остальное – только производные: бизнес, политика, дружба. Контроль – это долго не кончать. С возрастом, впрочем, проблема решается сама собой.

Только я вот на днях кончил за девяносто секунд, как влюбленный подросток.

Влюбишься – пиши пропало, говорила Джамиля Тахтагонова. Потому и прожила всю жизнь одна, родила двух дочерей от двух разных мужчин. И обе дочери, Татьяна и Гуля, живут одни. И обе внучки тоже – Аня-Эльвира и ее двоюродная сестра Римма, которую Аня видит редко, все больше на днях рождения и на поминках.

Анину тетку, Риммину мать, зовут Гуля Тахтагонова. Дочь разругалась с ней, когда ушла из института.

За месяц до этого Римма сняла свою первую квартиру – совсем задешево для центра, четыреста пятьдесят долларов, – и мама спросила: а ты не боишься? Римма не поняла: чего бояться? Потеряет работу – съедет с квартиры, вот и все.

Терять работу она не хотела. Там, в большом офисе, заполненном незнакомыми людьми, она обнаружила мир, в котором хотела бы жить. Мир поверхностных контактов, приятельских отношений, мир без искренности, без чувств, без объема. Двумерный мир. Как в кино.

Сдавать сессию и ходить на работу она бы не смогла – и тут же забрала документы из института.

Чтобы поступить, она трижды в неделю занималась с репетиторами весь десятый и одиннадцатый класс. Ты сдурела? – сказала мама. В ответ Римма бросила трубку.

Конечно, они помирились. Но разговаривать с матерью Римма предпочитала по телефону. Остальных родственников встречала редко – на поминках и днях рождения, разговаривала вежливо, улыбалась светски, говорила, что всех рада видеть.

С той первой работы Римма ушла сама – там не было перспектив. Новый офис был даже ближе к ее квартире. Можно пешком дойти, не ехать в душном метро, не стоять в пробках.

Римма не любила Москву. То есть она считала, что любит, но ее Москва была офисом, квартирой, дюжиной кафе, ресторанчиков и клубов; летом – бульварами, Нескучным, «Эрмитажем» и «Аквариумом». Настоящую Москву, Москву метро, новостроек, грязных подъездов, Римма не любила.

Попадая в эту Москву, Римма старалась не задерживаться и, вернувшись к себе , забывала о ней, вычеркивала из сознания так же решительно, как два года назад ушла из института.

Ее жизнь была четко очерчена, контурна, лишена полутонов – словно японский мультфильм или комикс.

У Риммы была небольшая коллекция манга, полсотни DivX-дисков, дюжина DVD. Впрочем, она избегала тусовок фанатов-отаку: ее раздражали девочки, выряженные зверюшками, с разноцветными волосами, в гольфиках и клетчатых юбочках. Самодеятельные группы с их чудовищным японским были смешны; щенячий восторг, пубертатные страсти, парад уродов.

Главное в аниме – двумерность, отсутствие объема.

Космические корабли из Cowboy Bebop, мутирующие мафиози из “Gungrave”, противоборствующие вампиры «Хеллсинга» лишены объема. Даже когда они двигались, они не менялись. Казалось, они замерли, а на заднем плане кто-то невидимый катит на колесиках звездное небо, провинциальные кафе и лондонские здания. Между героями и фоном все время был зазор – и этот зазор давал им свободу, делал их легкими и бестелесными.

Маме такое не объяснишь, никому не объяснишь, даже самой себе. Римма и не пытается объяснять, на вопросы мило улыбается и говорит: Мне нравится аниме, оно совсем не похоже на Голливуд.

Вполне достаточное объяснение для нормального человека.

Конечно, Мореухов полез бы спорить и сходу назвал бы десяток по-настоящему хороших голливудских фильмов – и это не считая классики! Возможно, он даже стал бы приводить примеры влияния Голливуда на аниме: возьмем, скажем, первые шесть серий “Gungrave”, точнее, серии со второй по пятую… – это, впрочем, если он видел “Gungrave”. Так или иначе, Мореухову нашлось бы что сказать, да и вообще – было бы хорошо посидеть вместе, видео посмотреть.