Николай Бахрошин - Фиолетовый гном

Например, работать она не хотела принципиально. Вернее, работала в каком-то НИИ, три раза в неделю по два часа чего-то там консультировала на полставки. Где и полная ставка воробью по колено.

Семью должен обеспечивать мужчина, считала Светка. Ладно, он не возражал, он мужчина, он не против обеспечивать… Но мужчина тоже не лошадь! Ему тоже хочется вернуться с работы в чистый дом к сваренному борщу. Если он до этого целый день обеспечивал.

Света не умела готовить. И не хотела. Говорила, что вид сырого мяса или рыбы вызывает у нее отвращение. Тем не менее в готовом виде она трескала то же мясо и рыбу за обе щеки. Хотя, надо отдать ей должное, могла пропитаться одними бутербродами. Пролеживала целыми днями на неубранной с утра кровати и периодически что-то жевала. Серега так не мог. От бутербродов в сухомятку у него быстро начинал болеть желудок, поэтому готовить приходилось самому. По выходным или после работы.

Неряшливость ее тоже доходила до абсурда. Если, например, на тахте лежал свитер или рубашка, она их не убирала. Ложилась с книжкой поверх. В случае самого трудолюбивого настроения отпихивала ногами куда-нибудь в сторону. Все стулья и кресла в квартире постоянно были завалены ее шмотками, которые ей лень было развешивать по шкафам. Сначала Серега говорил ей об этом, потом сам убирал, потом плюнул. Она переодевалась по несколько раз на дню, он все равно не успевал все за ней складывать. Когда ему, допустим, нужно было сесть в кресло, он просто скидывал ее тряпки на пол. Там они и лежали, неделю или две, пока снова ей не понадобятся…

Когда она выходила из дома, вся такая чистенькая, наглаженная и накрашенная, трудно было себе представить, какой неистребимый срач остался за ней, как брошенное поле боя.

Но даже не это было самым сложным в их отношениях. Серега постепенно привык к бардаку и научился не замечать его, хотя свежие люди, конечно, пугались. Просто ему было тяжело с ней. Она давила. Когда лихая постельная гимнастика первых недель брака пошла на убыль, Серега почувствовал, как она давит. Даже если Светка-Разноцветик ничего не говорила, все равно каким-то образом давала понять, что вот она снизошла до него, вышла замуж, облагодетельствовала, а он не только не ценит этого, но еще берется считать пятна на солнце. Скотина неблагодарная. Быдло!

Серега никогда не мог понять, откуда жена выискивала все эти сомнительные мероприятия, которые они, как культурные люди, должны, просто обязаны были посещать по выходным. Какие-то выставки кошек, коллекции кукол, показы фарфора или хрусталя…

Если честно, отбегав неделю по стройке с лопатой наперевес, Серега уже не хотел ни кошек, ни хрусталя. Единственное, что он хотел – полежать на диване с книжкой. В лучшем случае, сварить борщ не отрываясь от телевизора. В результате получалось, что Светка, надрываясь, тащит его за уши к культуре. А он, пенек березовый, еще и упирается. Скотина. Быдло!

Странно было потом вспоминать, но Серега иногда почти верил в это. Возникало в душе такое чувство, что он ей чего-то недодает. Огня, веселья, радости, ярких разноцветных праздников…

Может, он действительно скучный человек? Не эмоциональный? Дубина стоеросовая…

Но ведь она знала это еще до свадьбы! Не могла не знать! Сама захотела замуж!

Хотела она выйти за него или просто хотела замуж? Хотела, допустим, сбежать от матери, вот и выскочила за первого встречного, – размышлял он потом. – Просто ему не повезло, он оказался этим самым встречным…

Просто?

Наверное. К чему усложнять?

Что касается характера его жены – совсем не бином Ньютона. Если разобраться, Светик была обычной эгоисткой. Потрясающей эгоисткой. Законченной, сформированной и отшлифованной! Это понял он уже потом, когда научился лучше понимать женщин. Женщины вообще склонны к крайностям, вывел он для себя, если уж эгоизм – то такой, чтоб чертям тошно стало…

Несколько раз они расходились. Серега долго терпел, терпел, а потом срывался на крик. Светка фыркала, собирала вещи и уезжала к матери. Один раз Серега сам убежал от нее на дачу к приятелю, куролесили там почти неделю.

И все-таки они мирились. Опять жили вместе, и терпели друг друга, скрипя зубами.

Ее тело притягивало, манило его даже на расстоянии. Когда они расставались, он физически тосковал по ее теплому, гибкому телу. И не надоедала ведь… Он хотел ее все три года, пока они были вместе. Когда расстались, он продолжал ее вспоминать и хотеть. До звона в ушах, до детско-юношеского рукоблудства.