Петр Проскурин - Полуденные сны

Вечером после отъезда Татьяны Романовны и Васи в доме, несмотря на хлопоты Семеновны, про себя довольной наконец-то осуществившимся отъездом племянника с женой, стало пусто и скучновато. Даша капризничала по пустякам, поссорилась с Олегом, тот вполне резонно обиделся и ушел наверх, в Васин кабинет. Там он пристроился на открытом балконе в старом плетеном кресле. Сквозь деревья в сумерках тяжело поблескивало озеро. В зелени еще возились и перепархивали птицы, солнце уже село. Из-за горизонта, окрашенного у самой земли ярко раскаленной узкой полосой, еще вырывался сноп золотистых лучей, пронизывающих одинокое, одно-единственное во всем небе, облачко ровным алым свечением, затем лучи стали короче, потускнели и скоро исчезли совсем. Над горизонтом еще чуть теплилось алое расплывшееся пятно, но вот и оно исчезло. Олег положил голову на перила балкона, глядя в сгустившуюся чернильную синеву и представляя себе серебристый самолет, летящий среди звезд в темном небе, и Татьяну Романовну с Васей. Он их любил, и теперь в груди как-то щемило, и к глазам подступала предательская теплота, но было темно, и никто бы не увидел его минутной слабости. Дом сейчас ярко светился всеми окнами, свет с трудом раздвигал густую вязкую тьму, затопившую сад, лес, озеро и всю остальную землю. Стали резче запахи цветов и травы, за прибрежные кусты зацепились одиночные клочья тумана, и наконец, преображая все вокруг, выплыла совершенно круглая, сияющая радостным и каким-то ненатуральным сиянием луна. Туман разросся, застлал озеро сплошным мягким покрывалом, неслышно окутал березы, росшие на берегу, точно опустились на воду невесомые, пышно взбитые облака, посеребренные лунным светом.

Несколько раз над балконом бесшумно проносилась тень маленькой ночной хищницы-птицы неясыти, об этом Олег знал от Васи. Услышав голос Семеновны, звавшей его вниз смотреть телевизор, Олег сморщился, ему никуда не хотелось уходить с балкона, по, чувствуя, что еще минута-другая и он расплачется, как девчонка, он бросился к пианино, откинул крышку, и по дому, вначале сумбурно и хаотично, затем стройнее и мягче, понеслись первые аккорды, дом в ответ как бы встрепенулся, ожил и затих. Олег снова и снова ударял по клавишам и неожиданно услышал странный, жалующийся звук, постепенно нараставший и закончившийся на низких протяжных басах, Олег от неожиданности резко крутанулся на вертящемся круглом черном стульчике и увидел Тимошку, высоко, по-волчьи задравшего косматую морду к потолку и тоскливо, обреченно выводившего свои немыслимые рулады, перед ним на полу лежал обкусанный кирпич.

— Тимошка, — шепотом спросил Олег, — ты по Васе скучаешь? Как интересно, ну, давай вместе… пой!

Олег тронул клавиши, и вой, заставивший Семеновну у себя в светелке схватиться за сердце, а Дашу в страхе зажать уши ладонями, с новой силой разнесся по дому, глаза Тимошки зеленовато отсвечивали, в горле клокотала безысходность и отрешение, Тимошка жаловался неизвестно кому, высказывая свою жестокую на кого-то обиду. Вой оборвался на немыслимо высокой ноте, Олег испугался и бросил играть, в дверях он увидел Семеновну с вцепившейся в ее фартук Дашей.

— Что такое? — тихо ужаснулась Семеновна. — Одурели вы оба? Отец с матерью едва отъехали, а они похороны затеяли! Ах, негодники! Ах, обормоты! Ах, некрещеные! — Семеновна раскипятилась, приняв Олегов с Тимошкой концерт близко к сердцу как личную обиду, и Даша, полностью ее поддерживая, смотрела на брата с Тимошкой округлившимися враждебными глазами.

Выплеснув свой испуг в обидных словах и убедившись, что гнев ее достиг цели, Семеновна смягчилась, еще поворчав для виду, а больше от внутренней неустроенности, она, часто моргая маленькими серыми глазками в бесцветных ресницах, потащила детей нить чай.

— Я творожную запеканку с изюмом испекла, — сказала она. — Скоро и спать, почти одиннадцать. В голове с утра шумит, как трактор работает, к непогоде, что ли? Как бы погода завтра не испортилась. Так и есть, слышите?

Все, в том числе и Тимошка, услышали первый долгий порыв ветра, деревья зашелестели и залопотали, а старая рябина, росшая возле дома, стала привычно тереться сучьями о балкон на втором этаже.

— Дождик, дождик! — восторженно закричала Даша, подбегая к дверям.

В распахнутую дверь балкона с веселым свистом ворвалась тугая волна ветра, стеклянные сосульки на старой-престарой люстре под потолком с тоненьким перезвоном закачались. Ахнув, Семеновна бросилась закрывать балкон, послав Олега проверить окна и двери по всему дому и выключить лишний свет. Ветер уже дул напористо, тумана лад озером не было и в помине, березы гнулись, жалобно скрипели, от мостов в глубине озера бежала крупная рябь.