Виктор Свен - Бунт на корабле

И тут я сказал барону, что, вот, мы построили себе печку, и печка эта на чужой земле создала нам уют.

— Да, — задумчиво ответил старый барон, — это я понимаю. Печка, да…

— Но это еще не все, — торопливо остановил я барона, — наше печка поет, она создает удивительное очарование своими напевами. Если бы не это, сказал я барону, нам было бы очень тяжело жить…

И уже выйдя из замка, уже направляясь к себе, мы долго еще ощущали атмосферу этих комнат, хранивших в себе прошлое, неповторимое и немножко грустное.

Через два дня, под вечер, к нам в избушку пришел барон. «С ответным визитом», — улыбаясь, сказал он. У нас не было стульев. Два пня заменяли нам кресла, и мы усадили барона на самый лучший пень.

— Я пришел предложить вам одну из комнат в моем доме, — сказал барон. — Прошу вас переехать… вернее, перейти..

Мы благодарили барона. Мы говорили ему, что нам трудно решиться на это. Нам так тихо и хорошо здесь. И потом, сказали мы, послушайте, барон, мы сейчас разожжем дрова. Вы только послушайте, барон, говорили мы и торопились.

И когда вспыхнули ветки в нашей печке, когда она обогрелась, мы никогда еще не слыхали такого радостного и полного напева. Мне даже казалось, что так поет печь только потому, что к нам пришел такой хороший гость.

Старый барон сидел, задумавшись. Мы молчали и смотрели на этого потомка рыцарей и думали, что этот простенький напев нашей печки будил в его крови уже затухающие картины того прошлого, когда и пень, и солома, и треск дерева еще жили настоящей, полнокровной жизнью.

Было уже темно, и мы провожали барона. Он шел спокойно, высокий, прямой и по-особенному несущий голову., Прощаясь, он сказал:

— Да, я вам немножко завидую… Знаете что: не лишайте меня удовольствия. Переходите жить ко мне… а в какие-то дни мы будем посещать эту горную развалившуюся избушку и сидеть и слушать вашу певчую печку…

Это случилось в то время, когда у берегов Святого озера только что появился Чудесный Человек с проповедью любви. Человек шел тихо. Он надолго задерживался в поселках рыбаков и около пастушьих костров. Он не торопился. Но далеко впереди Него бежала и бежала молва и когда слух о Нем пронесся по всей Иудее и достиг Рима, к Нему начали стекаться многие. Приходили мудрецы для того, чтобы посмеяться над Пророком, возвещающим новую религию. Самонадеянно приближались к Нему обладатели неизмеримых богатств. Эти были окружены слугами и телохранителями, и хвастались своим могуществом, силой драгоценного камня и металла, какой не имели и цезари Вечного города. Надменно приближались прославленные римские воины, чтобы с презрением взглянуть на Того, кого называют царем, хотя у него нет ни одного копьеносца, ни одной боевой колесницы.

Но больше всего стекалось к Нему простых сердцем детей пустыни.

Рядом со светлым ореолом Христа поднималась и ширилась мрачная слава сирийца Катуды, прозванного так за свою жестокость.

Был этот Катуда из племени Но-Ах, был сыном всеми уважаемого человека, и когда ему стало двадцать лет, впервые совершил он страшное убийство. Обагрив руки в крови, он ушел от людей, и с тех пор пропал. Думали, что убийцу растерзали хищные звери, ибо все знали, как справедлива пустыня к приходящим с отягощенной совестью.

Но скоро вновь было совершено убийство, и люди стали говорить, что и это дело рук Катуды. И, наконец, вся Сирия и смежные земли заполнились рассказами о злодеяниях Катуды, о его жестокости и о его богатствах, созданных грабежом и убийством.

До того был велик посеянный Катудой ужас, что при одном его имени бледнели смуглые лица мужчин, в обморок падали женщины и лишались языка невинные дети. Стоило только вспомнить его имя, и людям казалось, что густеет и насыщается воздух сладковатым запахом тлена.

Всюду начали говорить, что Катуда перестал убивать ради золота и драгоценных камней. Нет. Катуда уже умерщвляет людей только для того, чтобы видеть кровь. Убивает немощного старика. Убивает жизнерадостную девушку, которая только-только начинает чувствовать приближение потребности материнства. Убивает и младенца, оторванного от теплой груди матери. И, убивая, спокойно смотрит Катуда темными, равнодушными глазами на свои страшные дела.

В один день шел Иисус, окруженный учениками и народом. Его голос был подобен легкому ветерку. И как под ветерком тихо склоняются колосья злаков, так клонились и головы людей, внимающих словам Откровения.