Виктор Свен - Бунт на корабле

«Посмотри, — говорит Саввин, — это Аким, с ним мы много дней страдаем, у него старый отец-охотник, раскольник, и он не увидит своего сына».

«Я не вижу его, — отвечает она, — его уже нет здесь… ты один, и я пришла к тебе, чтобы сказать, как тяжело мне прощаться с тобою».

«Подожди, подожди… — тихо шепчет Саввин. — Я хочу жить, хочу видеть тебя. Или, нет… погоди, я очень устал и сбиваюсь… Это — ты? Я люблю тебя».

Она с тоской смотрит на него. Потом медленно приближается, протягивает руки, сжимает его лицо и тихо целует в губы.

«Что ты делаешь? — в ужасе кричит Саввин. — Почему так холодны твои руки и так ледяны твои губы?».

«Я прощаюсь с тобой», — говорит она, и медленно, не оглядываясь, уходит из светлого круга и пропадает в темноте.

Саввин растерянно следит за ней. Не шуршит больше шелк; он колюче-ломко звенит, как будто материя утратила способность мягко и покорно подчиняться линиям тела. Это его поражает; он пытается ее догнать, что-то нужное и важное узнать…

Поднявшись с трудом, он пытается шагнуть и не может. Тогда он открывает глаза, и ужас реального сразу падает на него. Воплощается этот ужас в черном мраке и чуть-чуть тлеющих угольках там, где недавно буйствовал веселый огонь. С трудом добравшись до этих, уже готовых потухнуть точек, Саввин негнущимися и омертвелыми пальцами собрал угольки в кучку. Страх, что он не сможет вновь разжечь костер, безжалостно стирает недавние яркие видения; жалкий, вновь цепляющийся за жизнь, он весь в стремлении увидеть живой хаос пламени.

Он очень долго возился. И в тот миг, когда отчаяние сказало свое последнее нет, нерешительно пополз слабый, готовый вновь исчезнуть огонь. Саввин сжался, он боялся двинуться, ему казалось, что сердце своими усталыми ударами может погасить этот возникающий призрак. Молчащее ожидание его утомило. Если бы такое состояние продолжалось еще немного, он в бессильном бешенстве обреченности раскидал бы остатки еще горячей золы. Но в этот момент откуда-то снизу скользнули огненные струйки и пламя взметнулось кверху. И нехотя отодвинулась темнота.

Как только Саввин осознал значение вернувшегося тепла, он оглянулся вокруг. И очень скоро реальность недавнего видения стала так очевидна, что он принялся осматривать снег, вполне уверенный, что найдет отпечатки узких туфель и высоких каблуков. Но ничего этого не оказалось. Наступил момент растерянного удивления. Она была тут, я с ней говорил. Да. О чем? Почему она сказала, что Акима здесь нет. И вот тут Саввин вспомнил о нем. Аким сидел по другую сторону костра. В его спокойствии была такая углубленность и значительность, что Саввин не осмелился нарушить тишину обыкновенными человеческими словами. Он встал, и приближаясь к Акиму уже знал, что случилось нечто, имеющее прямое отношение к недавним видениям. Подойдя совсем-близко, он наклонился и увидел, что Аким мертв. Это Саввина не удивило: он воспринял смерть как новое свидетельство тому, что она была здесь. Именно в те минуты, когда из жизни уходил Аким.

Да, да, чуть не вслух подумал Саввин, это так. Но что она еще сказала? Она прощалась и с ним. Это его поразило, он торопливо вернулся на свое место и, как бы ища защиты, сел совсем близко к огню.

Нехотя, с трудом уходила ночь. Вяло рассеивалась темнота, и в наступающем утре бледнели языки пламени и медленно взлетали искры. Саввину казалось, что эти маленькие мысли и наблюдения наполняли все его существо, что вне этого — ничего нет. И вместе с тем он чувствовал, что все происходящее сейчас имеет определенное отношение к той, которая приходила ночью, в ту минуту, когда умирал Аким.

«Акима уже нет», — сказала она. Думая о костре и искрах, Саввин понял, что эти мысли об умирании огня относятся непосредственно к нему, к ее словам о том, что она пришла прощаться.

Ему вспомнились слышанные когда-то слова о видениях, галлюцинациях, посещающих людей в страшные мгновения жизни, и раскрывающих будущее. Ему вспомнились рассказы о пророческих снах и о том, что все это происходило с людьми, уже как-то стоящими вне обычной жизни или находящимися на грани безумия.

Да, да, все это так, говорил себе Саввин. Но это — не то. Я живу, я обыкновенный солдат, я хочу жить, и это был просто сон. Ведь и раньше я видел Галину… Аким… ну, что же, он уже умирал несколько дней, умирал идучи, сам нес свою смерть, этот сильный и мужественный сибирский охотник. Его смерть совпала с моим сновидением. В этом нет ничего странного.