Джонатан Нолан: Memento Mori

Нет, твоя жизнь кончена. Ты — покойник. Единственное, чего надеются добиться медики — это научить тебя быть меньшей обузой для санитаров. И они, вероятно, никогда не отпустят тебя домой, где бы он ни был. Так что вопрос не в том, «быть или не быть» — тебя и так нет. Вопрос в том, хочешь ли ты с этим что-то поделать. Значит ли что-нибудь для тебя месть.

Для большинства людей — значит. В течение недель они замышляют, строят планы, предпринимают какие-то действия, чтобы свести счеты. Однако достаточно течения времени, чтобы этот первоначальный порыв выветрился. Время берет своё, так ведь говорят? И в конце концов время убеждает большинство из нас в том, что забывчивость — это добродетель. Удобно — трусость и забывчивость с определенного расстояния выглядят одинаково. Время отнимает мужество. Если времени и страха недостаточно, чтобы вы раздумали мстить, то всегда есть власти, которые покачают головой и мягко скажут: «Мы вас понимаем, но лучше оставьте это. Будьте выше. Не опускайтесь до их уровня. К тому же, — скажут власти, — если вы решитесь на какую-нибудь глупость, мы вас запрем в маленькой комнатке».

Но ведь тебя и так уже посадили в маленькую комнатку? И ее не запирают и не караулят со всей осторожностью только потому, что ты калека. Труп. Овощ, который скорее всего забудет поесть или опорожнить кишечник, если ему не напомнить об этом. А что до течения времени, то оно над тобой больше не властно, так ведь? Всё те же десять минут снова и снова. Тогда как ты можешь простить, если не в состоянии вспомнить, что надо забыть?

Вероятно, ты и оставил бы это — раньше. Но ты не тот, какой был. Даже не половинка. Ты — обломок, десятиминутный человек.

Конечно, есть своя сила и в слабости. Слабость дает начальный толчок. Ты наверно предпочел бы сидеть в маленькой комнатке и плакать. Жить своей ограниченной коллекцией воспоминаний, заботливо полируя каждое из них. Помещенным на всю оставшуюся жизнь за стекло и приколотым к картону как экзотическое насекомое. Заспиртованным. Хотел бы ты жить за стеклом? Хотел бы, но не можешь, не правда ли? Тебе не дает последнее поступление в твою коллекцию. Последнее, что ты помнишь — его лицо. Его лицо и мольба о помощи во взляде жены, обращенном на тебя.

И, возможно, к ней, к своей маленькой коллекции, ты удалишься, когда всё кончится. Они могут запереть тебя в другой маленькой комнатке, и ты проживешь остаток жизни в своем прошлом. Но если только у тебя в руках будет клочок бумаги, который скажет — ты расплатился с ним.

Ты знаешь, что я прав, что впереди ждет много работы. Покажется невозможным, но я уверен, что если каждый из нас выполнит свою часть, то мы что-нибудь придумаем. Но у тебя мало времени — всего минут десять. Потом всё начнется сначала. Так что не теряй время, которое у тебя есть.

ЭРЛ ОТКРЫВАЕТ ГЛАЗА и вглядывается в темноту. Звонит будильник. Он показывает 3.20, а лунный свет, струящийся в окно означает, что приближается утро. Эрл на ощупь находит лампу, при этом чуть не опрокидывает ее. Ослепительный свет заливает помещение, окрашивая в желтый цвет металл мебели, стены, покрывало на кровати. Откинувшись на спину, он смотрит вверх на желтое кафельное однообразие, которое нарушает записка, написанная от руки и приклеенная над ним липкой лентой к потолку. Он читает ее два или три раза, потом осматривается вокруг себя.

Помещение почти пустое. В медицинском или, может быть, благотворительном учреждении. Стол у окна. На столе пусто, если не считать звонящего будильника. Вероятно тут Эрл обнаруживает, что он лежит в постели полностью одетым. Даже обувь на нем.

Он поднимается с кровати и подходит к столу. Ничто в комнате не наводит на мысль, что здесь кто-то живет или жил, за исключением кусков липкой ленты, в беспорядке приклеенных к стене тут и там. Ни фотографий, ни книг — ничего. В окно видна полная луна, освещающая заботливо подстриженный газон. Эрл хлопает по кнопке будильника и с удивлением замечает два ключа, приклеенных лентой к тыльной стороне его ладони. Не переставая теребить ленту, он просматривает пустые ящики стола. В левом кармане куртки он находит несколько скрученных в трубочку стодолларовых банкнот и запечатанное в конверт письмо. Он осматривает комнату и ванную. Ничего, кроме обрывков ленты и окурков.

Эрл возвращается к кровати, с отсутствующим видом трогая бугорок шрама на шее. Он ложится и смотрит вверх, на потолок и приклеенную к нему записку. Записка гласит: НЕМЕДЛЕННО УХОДИ ОТСЮДА. ЭТИ ЛЮДИ ХОТЯТ ТЕБЯ УБИТЬ.