Виктор Свен - Моль

— Вон как дело было! — воскликнул Ступица. — До чего жалко, что об такой истории не узнает Уходолов. С чего ты сразу сюда не кинулся?

В том мире, в котором они жили, нужен хозяин. Таким хозяином был Уходолов. Его уход разрушил их спайку, организованность, порядок.

В Тобаридзе они увидели достойную замену, и без всякого сговора, инстинктивно потеснились и выпустили его вперед, признав за ним право приказывать.

В то время, когда Тобаридзе уже был хозяином, произошел случай, не вспомнить о котором нельзя. Внешне пустяковому, этому случаю суждено стать той чертой, за которой уже начиналось движение к развязке.

Тобаридзе редко появлялся на Подоле и почти никогда не заглядывал в потайной шалман Булдыхи.

Как-то у Булдыхи сидели Атаманчик, Ступица и еще кто-то, на кого хозяйка поглядывала искоса, а потом и прямо сказала:

— Чего вы сюда этого привели?

Ступица собрался ответить, но не успел: вошел Тобаридзе и, кивнув на незнакомого, спросил:

— Кто такой?

— Другас, — неуверенно проговорил Ступица. — Вроде как бы наш, свой…

— Вроде бы? — Тобаридзе повернулся к Булдихе: — Видишь, дорогой гость у тебя!

— Да занимай место! — засуетилась Булдиха, не понимая, кого считать «дорогим гостем»: то ли Другаса, то ли Тобаридзе?

Когда Тобаридзе сел на диван, Булдиха придвинула к нему ломберный столик — знак особого уважения.

— Гости у тебя новые, свеженькие, а ты сама…

— Что сама?

— Да так. Запаршивела ты. Да и всё твое оборудование, и вообще… не та ты уже стала, — говорил Тобардзе, щелчком сбивая со столика приставшие к лаку лимонные корки.

— А ты как думаешь? — со злобой затрещала старуха. — Время идет. По дороге к коммунизму, понимаешь, всё паршивеет! Вот и на тебя посмотрю, чего-то красоты-перелести в тебе мало обнаруживаю. Так себе. Вчерашний мундир. Уходоловский!

— Ты брось об Уходолове трепаться! — стукнул кулаком по столу Тобаридзе. — О нем песни надо складывать! Он, понимаешь, враз и окончательно сыграл своею жизнью, будто рубль-целковый бросил на кон. Не так, как другие. Правда, Другас?

Ступица и Атаманчик удивились, почему Тобаридзе обратился не к ним, а к совсем новому, к тому, кого он даже не знал.

— Ты молчи, — сказал Тобаридзе, внимательно разглядывая Другаса. — Мне твоих слов не надо. Только запомни: Уходолов не зря разыграл свою жизнь. Так что можешь выпить за упокой его души.

Тобаридзе поднялся и ушел. Когда за ним захлопнулась дверь, Булдиха развела руками:

— Вот это да! Не пара вам всем. Вишь, приказал пить за упокой души Уходолова…

И они действительно пили. Но как-то скучно, без разговоров.

Где-то около полуночи кто-то стукнул условным сигналом. Булдиха всполошилась.

— Может облава? Смывайтесь!

Они нырнули к запасному выходу. Это был даже не выход, а низкое, на уровне земли, небольшое окно, заложенное кирпичами, а с внешней стороны заваленное разным мусором.

Притаившись, вытащив пистолеты, они прижались к стенке. Когда звякнул засов, они услышали тихий вскрик Булдихи.

От стены оторвался Атаманчик и с пистолетом в руке пошел на шум.

Перед Булдихой стоял Уходолов.

— Сеня, — прошептал Атаманчик, — Семен Семенович! Да это же просто невозможно…

— Что невозможно? — обнимая его, спросил Уходолов.

— Да всё. Вот сколько мы о тебе говорили, даже совсем недавно. Я, значит, говорю о тебе, как о живом, говорю о живом Уходолове, а про себя думаю, что нет тебя и никогда не будет. Говорю, сам себя обманываю, что живой ты, а вижу тебя таким…

— В расход списанным? — подсказал Уходолов.

— А ты вот здесь, Семен Семеныч! Вроде бы совсем такой, как прежде, — шептал Атаманчик, разглядывая Уходолова. — Такой ты, как прежде, Сеня, и… нет, другой ты, окончательно иной. Что с тобою было?

Уходолов прижал к себе Атаманчика и сказал:

— Иной — это верно. Другой я стал, а что было со мною, Атаманчик, об этом тебе всё до конца выложу. После. А сейчас, смотри, вот и Ступица… и вроде бы даже трезвый, — усмехнулся Уходолов. — Давай руку, Ступица!

Обнял Уходолов Ступицу, а потом спросил:

— А это кто?

— Ну, это Другас, — ответил Ступица, — новый у нас. А вот ты увидишь, Уходолов… такого увидишь… Вот это да! Окончательно интеллигентного. Дикого Барина увидишь. Он, понимаешь, тебя не знает, Уходолов, а любит тебя, об тебе приказывает песни складывать. Вот он какой, этот Дикий Барин. А по фамилии совсем чудоресный! Тобаридзе. Прямо герой кавказский!

— Тобаридзе? — повторил Уходолов и зажмурился, словно вспоминая о чем-то. Потом открыл глаза, повернулся к Атаманчику и переспросил: