Зэди Смит - О красоте

— У тебя ведь есть друзья, Джером? И у Зоры есть друзья, и Леви практически живет у друзей, и… — Кики дала последней мысли достигнуть пика и сорваться в пустоту. — …мы, черт возьми, знаем, насколько близок со своими друзьями твой отец. А я? Мне что, друзья не положены? У вас есть личная жизнь, а у меня нет?

— Брось, мам, не перегибай палку… Я просто… не думал, что она твоего поля ягода. Это слегка усложняет мне жизнь, вот и все. Но, конечно… ты вправе поступать так, как знаешь.

Взаимное раздражение накрыло их разговор мрачной тенью.

— Мам, — в раскаянии пробормотал Джером, — слушай, здорово, что ты позвонила. Как ты? В порядке?

— Я? Я в порядке.

— Рад это слышать.

— Правда — все хорошо.

— Голос у тебя невеселый.

— Я в полном порядке.

— Так… что же будет? С тобой и… с папой?

В его голосе стояли слезы, он боялся, что ему не скажут правды. Сердиться на него было нельзя, но Кики все-таки почувствовала досаду. Эти дети так упорно добиваются статуса взрослых, даже когда его признание совершенно немыслимо, а случись какая-нибудь петрушка, при которой их взрослость очень пригодилась бы, как они вдруг снова дети.

— О господи, Джей, я не знаю. Честное слово. Я живу, как живется, и все.

— Я люблю тебя, мам, — с чувством сказал Джером. — Ты сдюжишь. Ты сильная черная женщина.

Кики твердили это всю жизнь. Должно быть, ей повезло — многим еще не то говорят. Но факт оставался фактом: эта фраза ей порядком поднадоела.

— О да, конечно. Ты же знаешь, детка, меня голыми руками не возьмешь. Я гнусь, но не ломаюсь.

— Точно, — грустно подтвердил Джером.

— Я тоже люблю тебя, милый. Со мной все хорошо.

— Ты вправе хандрить, — сказал Джером и откашлялся. — Это не криминал.

Мимо с ревом промчалась пожарная машина. Старая, блестящая, латунно-красная, как в детстве Джерома. Мысленно он увидел ее и ее двойников: в конце их улицы, во дворике, стояло шесть таких готовых к старту машин. Ребенком он любил представлять, как в окна дома влезают белые люди и спасают из пламени его семью.

— Хотел бы я быть рядом.

— Детка, но ты же занят. Со мной Леви. Правда, — весело сказала Кики, вытирая навернувшиеся слезы, — он где-то пропадает. Мы ему только стираем, готовим и даем ночлег.

— А я тут утопаю в грязном белье.

Кики помолчала, пытаясь вообразить себе Джерома в эту минуту: на чем он сидит, просторная ли у него комната, где расположено окно и куда оно выходит. Кики скучала по нему. При всей неопытности он был ее союзником. Нельзя иметь любимцев среди своих детей, но можно иметь союзников.

— И Зора со мной. Я в порядке.

— Я тебя умоляю — Зора! Да ты тонуть будешь, она не почешется.

— Нет, Джером, это неправда. Она просто злится на меня, это нормально.

— Ты явно не тот человек, на которого ей надо злиться.

— Джером, учись себе спокойно и не волнуйся обо мне. Я гнусь, но не ломаюсь.

— Аминь! — заключил Джером, по шутливой семейной традиции подражая южному выговору своих предков, и Кики, смеясь, откликнулась: Аминь!

И тут же он все испортил, сказав с невероятной серьезностью:

— Мам, храни тебя Бог.

— Детка, ну что ты, в самом деле…

— Просто прими благословение, ладно? Это не заразно. Ну я побежал, опаздываю на лекцию.

Кики захлопнула телефон и втиснула его в карман джинсов, в миллиметровый зазор между тканью и телом. Она уже шла по Редвуд Авеню. Во время разговора пакет с пирогом висел у нее на запястье, и Кики теперь обнаружила, что пирог опасно кренится в коробке. Она выбросила пакет и взяла пирог в обе руки, не давая ему елозить. В дверь Кики позвонила тыльной стороной запястья. Ей открыла черная девушка с тряпкой в руке, едва говорившая по-английски и сообщившая, что миссис Кипе «в библетеке». Ни спросить, кстати ли ее приход, ни предъявить пирог Кики не успела — девушка мигом провела ее по коридору к распахнутой двери и пригласила в белую комнату с книжными стеллажами от пола до потолка. У единственной свободной от полок стены стояло блестящее черное пианино. На полу, на вылинявшем ковре из воловьей шкуры, как фишки домино, змеились сотни книг, положенные страницами вниз и корешками вверх. Среди них, на краешке белого коленкорового викторианского кресла, сидела миссис Кипе. Она наклонилась вперед, держа голову в ладонях.

— Привет, Карлин.

Карлин взглянула на Кики и слабо улыбнулась.

— Извините, если я в неурочное время.

— Ну что вы, дорогая. Время скорее скучное, чем неурочное. Похоже, я взвалила на себя непосильную ношу. Пожалуйста, миссис Белси, садитесь.