Питер Акройд - Мильтон в Америке

Молодой человек стоял у окна, прислушивался к разговору и глядел на улицу.

— Он говорит то, что считает правдой, сэр.

— Поостерегись, мой мальчик, а то сделаешься подручным фигляра.

— Нет. Я тоже говорю то, что считаю правдой.

— Ага. Это заговор. — Мильтон рассмеялся. — Я уничтожен. — Он закусил нижнюю губу. — Признайтесь, мистер Кемпис, вы совратили бедного Гуса? Таким способом вы вербуете союзников?

— Вас называют первоклассным краснобаем. По речи вас можно спутать с какой-нибудь старой каргой из Биллингсгейта.

Эта реплика то ли разозлила, то ли взволновала Мильтона; он заерзал и наклонился вперед.

— Я не привык к обинякам, мистер Кемпис. Я не какой-нибудь пустозвон, нанизывающий периоды. И я скажу вам вот что. Эта шлюха Венн…

— Она не шлюха, сэр. — Говоря это, Гусперо по-прежнему глядел в окно. — Вы несправедливы.

Мильтон не отозвался на это замечание, но продолжал, обращаясь к Кемпису.

— Эта шлюха Венн — жалкая жертва папизма, суеверия, которому не должно быть места в благоустроенном государстве. Вот почему ее следует наказать.

— Я не намерен спорить с вами о религии.

— Не намерены? Кишка тонка.

— Мне говорили, что Сара Венн — женщина безупречного поведения и молилась она у себя дома. В чем тут вред?

— Тайное поклонение идолам, мистер Кемпис, такой же вопиющий и недопустимый соблазн, как любой публичный обряд. Мне известно, что вы, паписты, мало сведущи в Писании, но разрешите я процитирую Иезекииля? «Видишь ли, сын человеческий, что делают старейшины дома Израилева в темноте?» Здесь темноты не будет.

Не затем мы брали уроки у первых докторов теологии, чтобы допустить в свои пределы папу.

— Жаль, что доктора не дали вам хорошего здоровья. Эти доктора не лечат. Наоборот, убивают.

— Вы не меня оскорбили этими словами, мистер Кемпис. Вы оскорбили Господа. А это не пустяк.

— Не пустяк — подвергнуть женщину порке, а затем сжечь ее дом.

— Это необходимо. Мы не желаем Рима здесь, в западном мире. Невозможно обратить скорпиона в рыбу и паписта — в свободного гражданина.

— Осторожнее, мистер Мильтон, а то как бы вы и вам подобные не обломали себе зубы. Вы забываете, что на нашей старой родине католиков видимо-невидимо.

— Добавьте еще, что иные из лондонцев до сих пор привержены язычеству. Я знаю об этом и скорблю. Но этим доказывается только, какие жалкие, легковерные и склонные впадать в заблуждение умы встречаются среди плебеев.

— Слышите, Гусперо? Вы лондонский плебей?

— Надеюсь, мистер Кемпис. У меня есть некоторые очень дурные склонности. — Гусперо был заинтригован разговором, похожим на фехтовальный поединок.

— Видите, мистер Мильтон, что плебеи всегда с нами? Но те, кого вы объявляете легковерными и склонными впадать в заблуждение, для меня — истинные приверженцы святости.

— О да. Оставьте их пресмыкаться в пыли с индейцами.

— Тогда как вы объясните то, что моя вера, которую вы именуете языческим суеверием, длит свое существование с незапамятных времен?

— Я бы не очень доверялся древности, мистер Кемпис. Весь ваш скрип идет от пустой бочки, ибо привычка, не основанная на истине, это не более чем застарелое заблуждение.

Ралф Кемпис удвоил внимание; не вставая со стула, он подался вперед и стал вглядываться в черты Мильтона, словно надеяться различить следы его мысли. Сам поэт откинулся на спинку стула, судя по всему успокоившийся и повеселевший, но судорожное шевеление пальцев выдавало нервозный интерес к тому, как повернется разговор.

— Вы забыли также, мистер Мильтон, что наша страна почти шестнадцать столетий оставалась в лоне католицизма.

— Не пытайтесь ослепить меня мглой темных времен. Если Англия пребывала некогда в рабстве, подчиняясь диктату страха и злых чар, то тем мудрее поступили те, кто ее освободил.

— Англичане были прежде набожным народом, сэр. Этим славились по всей Европе.

— Допускаю, они действительно поклонялись мощам и четкам. Облачались в языческие ризы и жреческие одеяния. Но что с того. Вавилоняне еще более долгое время обожествляли каменных собак.

— Наша вера была у нас украдена коварными слугами самозванных монархов, гонявшихся за богатством. Церковь была полностью разграблена.

— Но в замену ей было основано новое, более честное вероучение, без невнятного бормотания священников-лицемеров. В качестве путеводной звезды мы избрали Евангелие, а не папского Зверя.

— Нет. Вы уничтожили всеобщую веру, просуществовавшую пятнадцать столетий. Я помню, как был низвергнут и изрублен на дрова Чипсайдский Крест. Граждане стояли как пораженные громом. Можно было подумать, топор опустился на их тела.